Кто из путешествовавших по Европе не гулял по его разрушенным обширным залам, не вспоминал знаменитые пиры Елизаветы Гейдельбергской; кто не влезал на огромную бочку супруга Елизаветы, Фридриха; кто не мечтал при лунном свете на уцелевшей башне замка и не бродил по огромному парку, но помнит ли кто-нибудь историю Гетты?»
Попытался восстановить обряд гадания по рунам и сэр Джордж Эдвард Бульвер-Литтон
[115](1803—1873), классик английской литературы, блестящий политический деятель и знаток оккультных наук, владелец полного набора магических инструментов в своем известном романе «Гаральд, последний король англосаксов».Некромантия — одно из самых страшных гаданий. Распространенное среди скандинавов, оно, как и прочие магические учения, имеет древнюю историю и связано с такими всемирно известными именами, как Фалес, Анаксагор, Гераклит, Эмпедокл, Аристотель, Пифагор, Платон, Плутарх, Гомер.
В Риме считалось, что души добродетельных людей после телесной смерти отправлялись на небо, а души злых — в преисподнюю, где пребывали в полудреме до тех пор, пока их не вызовут с помощью колдовства (как это делали еще вавилоняне). Кстати, о том, что некромантия процветала и в Древней Греции, говорил еще Гомер. В одиннадцатой песни «Одиссеи» рассказывается, как Одиссей роет яму, насыпает туда муку, льет мед, молоко, вино, воду и кровь жертвенного животного, чем и привлекает тени мертвецов. Считалось, что благодаря такой жертве астральные тела умерших материализуются.
Вот как описывает Бульвер-Литтон сцену гадания по рунам:
«Наступила тихая безлунная, но звездная ночь; по небу бродили облака, как будто желавшие заслонить сияние звезд.
Хильда стояла на холме среди круга камней перед костром, зажженным ею у подножия кургана. На земле стоял сосуд с водою, яркое пламя придавало поверхности воды красный или, вернее сказать, кровавый цвет. Вокруг костра был выложен круг из кусочков коры, вырезанных в виде острия стрел, их было девять, и на каждом из них были вырезаны руны. В правой руке Хильда держала посох, ноги ее были босы, а талия стянута поясом, на котором тоже были изображены руны, к нему была прикреплена сумочка из медвежьего меха, украшенная серебряными пластинками.
Когда Гаральд пришел, лицо Хильды имело дикое и мрачное выражение. Она будто не замечала его и пристально смотрела на огонь. Потом, пробужденная невидимыми силами, закружила у костра и запела тихим глухим голосом:
Хильда брызнула на курган водой и кинула в огонь кусочки коры с начертанными на них рунами. Из могильника начало вырываться яркое сияние, из середины которого постепенно появлялся призрак громадных размеров. Как Гаральд, внимательно наблюдавший за происходящим, ни напрягал зрение, он не мог решить, видит ли перед собой настоящее привидение или просто клубы сгустившегося тумана.
Вскоре Хильда снова начала петь:
О, Великий мертвец, Кому саваном служит Блеск его подвигов, Ты прими мой привет! Как Один во дни минувшие Мрак преисподней вопрошал И от головы Мимира Научения ждал, Так и гордый потомок Его ждет от могил, Чтобы дух его праотцев Его путь осветил.
Костер громко затрещал, и из пламени полетели к ногам пророчицы кусочки коры, на которых руны были уже как будто выжжены красным.
Хильда подняла их и рассмотрела, а затем испустила такой ужасный крик, что Гаральд задрожал от ужаса.
Затем она вновь запела:
Хильда страшно скорчилась, пение ее перешло в хрип, изо рта показалась пена, но она продолжала: