Читаем Повседневная жизнь жен и возлюбленных французских королей полностью

Когда фаворитка вводилась в должность, вставал вопрос и о ее обеспечении, и о ее будущем. Часто она получала богатые имения, титулы, ренты, но все же ее позиция оставалась ненадежной. В любой момент она могла утратить любовь своего господина или быть вытесненной проворной соперницей. Враги могли навлечь на нее немилость короля, случайная неловкость приводила к падению. Сохранить привязанность возлюбленного, особенно если он отличался непостоянством, становилось главной задачей королевской султанши. Чтобы удержаться надолго, ее господству следовало стать основательным как в отношении любви и желания, так и в отношении методов подчинения короля. Если монарх слишком влюблялся, и обстоятельства ей благоприятствовали, фаворитка могла выдвинуть самые непомерные требования, в том числе безумную мечту женщины и придворной, — сделаться королевой-возлюбленной и добиться от короля единственно невозможного для любовницы: его руки. Подобные повсеместно порицаемые амбиции вызывали смятение и беспорядок в хозяйстве монархической системы. Женитьба короля находилась в сфере компетенции дипломатии, выбор супруги зависел от интересов государства, а не от велений сердца. Старорежимная Франция почитала власть и чувства короля, прощая ему капризы, однако не терпела, если он осмеливался нарушать свои обязанности — те самые гипотетические, заменявшие конституцию, «фундаментальные законы», предписанные традициями и обычаем. Если король проявлял к ним неуважение, он сталкивался с оппозицией хмурых подданных, которые объявляли государство в опасности, а свои права попранными. В этом случае король больше не являлся представителем французской монархии, славной идеальным сочетанием прекрасного совершенства и уравновешенности. Его сравнивали с восточным деспотом, называли исключением среди добродетельных и мудрых государей. Король должен был от всего сердца принять эту повинность, и женитьба по политическим соображениям являлась наиболее настоятельным требованием. Но если он не имел законной жены, то есть был вдов или разведен, если он был сильно влюблен или в полном подчинении у своей возлюбленной, то искушение обойти условности, приличия и интересы государства могло оказаться очень велико. Собственно говоря, такое случалось редко. Генрих IV впервые вознамерился поступить подобным образом ради Габриэль д'Эстре, и, несмотря на вызванный его проектом скандал, он реализовал бы свой замысел, когда бы внезапная смерть возлюбленной не уберегла его от безрассудства столь преступного, что все добропорядочные люди во Франции открыто порицали короля. Наконец, только один-единственный государь решился на этот шаг. Следует ли удивляться, назвав самого могущественного и самого надменного из королей! Людовик XIV женился на своей любовнице (хотя он боялся осуждения церковью, отличался благочестием и постоянно каялся), окружив все тайной, — конечно же, это был секрет Полишинеля, — но видимость была соблюдена.

Один из важнейших вопросов, который встает в связи с чувственной жизнью короля, касается точной позиции его фаворитки (а равным образом, и бастардов) в структуре семьи и в политической организации двора. Ее статус неопределим — одновременно второстепенный и центральный, всегда двусмысленный и часто временный, ибо одна любовница сменяется другой. Конечно же, она дама короля, избранная им, что обеспечивает ей твердую позицию. Но она не могла долго сохраниться в этом очаге интриг, ревности, подлости и низменных поступков, обычных для Лувра, Фонтебло и Версаля, если только она сама не подобна им, сама не вдохновляла могущественные заговоры, сближавшие министров, сановников и фаворитов короля. Как уже говорилось выше, удовольствиям монарха иногда помогали министры, дабы упрочить свое положение. Фаворитка могла оказаться умна, честолюбива, обладать воображением, вести свою политику и навязывать ее королю, могла иметь друзей, которых она устраивала на высокие должности и руководила ими. Даже если она была скромна и не вмешивалась в политику явно, в любом случае она раздавала королевские милости, более или менее сдержанной заступницей выступала между королем и его подданными и своими благодеяниями создавала себе клиентуру посвященных. Таким образом, нарушалось равновесие между королевой и любовницей: одной причитались безразличие и почет, другой — любовь и влияние. Первая, находясь в изоляции, не получала ничего, кроме дани уважения по договору, печально перегруппировывая вокруг себя добропорядочность, злобу и оппозицию, не предпринимая политических шагов и не обладая средствами сделать что-либо, почти всегда не имея твердой опоры, на которую можно было бы рассчитывать. Другая, напротив, с весельем и удовольствием сосредоточивала в своих руках позолоченные ниточки милостей и амбиций. На долю королевы приходились слезы, молитвы и самоотречение, на долю любовницы — любовь, деньги, власть и празднества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Как жили женщины разных эпох

Институт благородных девиц
Институт благородных девиц

Смольный институт благородных девиц был основан по указу императрицы Екатерины II, чтобы «… дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества». Спустя годы такие учебные заведения стали появляться по всей стране.Не счесть романов и фильмов, повествующих о курсистках. Воспитанницы институтов благородных девиц не раз оказывались главными героинями величайших литературных произведений. Им посвящали стихи, их похищали гусары. Но как же все было на самом деле? Чем жили юные барышни XVIII–XIX веков? Действовал ли знаменитый закон о том, что после тура вальса порядочный кавалер обязан жениться? Лучше всего об этом могут рассказать сами благородные девицы.В этой книге собраны самые интересные воспоминания институток.Быт и нравы, дортуары, инспектрисы, классные дамы, тайны, интриги и, конечно, любовные истории – обо всем этом читайте в книге «Институт благородных девиц».

Александра Ивановна Соколова , Анна Владимировна Стерлигова , Вера Николаевна Фигнер , Глафира Ивановна Ржевская , Елизавета Николаевна Водовозова

Биографии и Мемуары
Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи
Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

«Чем больше я наблюдаю мир, тем меньше он мне нравится», – писала Джейн Остен в своем романе «Гордость и предубеждение».Галантные кавалеры, красивые платья, балы, стихи, прогулки в экипажах… – все это лишь фасад. Действительность была куда прозаичнее. Из-за высокой смертности вошли в моду фотографии «пост-мортем», изображающие семьи вместе с трупом только что умершего родственника, которому умелый фотохудожник подрисовывал открытые глаза. Учениц престижных пансионов держали на хлебе и воде, и в результате в высший свет выпускали благовоспитанных, но глубоко больных женщин. Каково быть женщиной в обществе, в котором врачи всерьез полагали, что все органы, делающие женщину отличной от мужчин, являются… патологией? Как жили, о чем говорили и о чем предпочитали молчать сестры Бронте, Джейн Остен другие знаменитые женщины самой яркой эпохи в истории Великобритании?

Коллектив авторов

Биографии и Мемуары
О прекрасных дамах и благородных рыцарях
О прекрасных дамах и благородных рыцарях

Книга «О прекрасных дамах и благородных рыцарях» является первой из серии книг о жизни женщин, принадлежавших к разным социальным слоям английского средневекового общества периода 1066–1500 гг. Вы узнает, насколько средневековая английская леди была свободна в своём выборе, о том, из чего складывались её повседневная жизнь и обязанности. В ней будет передана атмосфера средневековых английских городов и замков, будет рассказано много историй женщин, чьи имена хорошо известны по историческим романам и их экранизациям. Историй, порой драматических, порой трагических, и часто – прекрасных, полных неожиданных поворотов судьбы и невероятных приключений. Вы убедитесь, что настоящие истории настоящих средневековых женщин намного головокружительнее фантазий Шекспира и Вальтера Скотта, которые жили и писали уже в совсем другие эпохи, и чьё видение женщины и её роли в обществе было ограничено современной им моралью.

Милла Коскинен

История

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное