Поздний бунт. Андрей Старицкий.

- Может быть. Но возможен и заговор. Против Сигизмунда-наследника. Давай на всякий случай поступим так: отдыха гвардейцам не дадим, а прикажем половине их остаться в казармах в полной готовности, второй половиной заменим все караулы. Возьмем дворец под свое око. Без моего и твоего слова никого во дворец не впускать и не выпускать. Со мной неотступно - полусотня. Я сам ее отберу.

Воевода Домбровский оказался прав, предположив, что ясновельможные находятся у ложа покойного. В одном он ошибался: собрались они там не ради прощания с королем или замаливания своих грехов, а рассчитывали на то, что Глинский непременно придет проститься с покойным, тут они князя и арестуют. В соседней комнате знака заговорщиков ожидала пара десятков дворцовых стражников и кузнецы, которые должны были оковать правителя якобы за измену и попытку силой захватить трон.

- Попляшет у нас, схизматик-правитель! - со злорадством предвкушали ясновельможные свою полную победу над князем Глинским.

- Уморим голодом горе-правителя!

- Только туда ему дорога!

Паны кощунствовали у одра, вовсе не считая, что грешат, обсуждали, как устроить торжественную встречу наследника трона Сигизмунда и как дать ему понять, что именно их усилиями шагнул он из полунищего бытия к славе и богатству, но сделать это так, чтобы не оскорбить его братского чувства, обвинив в смерти Александра князя Глинского, приславшего якобы с вестью о победе требование уступить ему трон.

Заговорщики даже принялись обсуждать текст письма, горячась и, как обычно споря, без всякого удержу, но вдруг дверь распахнулась, и к ложу, на котором лежал почивший король, уверенно прошагал князь Михаил Глинский. Преклонив колено, скорбно опустил голову.

- Пора? - шепотом спросил Заберезинского Радзивилл-младший. - Даю команду?

- Погоди немного, - ответил таким же тихим шепотом Заберезинский. - Пусть простится, - и добавил с Ухмылкой: - Последние его минуты без оков.

Михаил Львович поднялся и повернулся к притихшим ясновельможным панам. Радзивилл-младший шагнул было к двери, чтобы позвать готовых к действию стражников и кузнеца, но первые же слова князя Глинского словно жесткая узда остановили его.

- Панове! Пользуясь правом дворного маршалки, я сменил все караулы. Те стражники, которые должны были арестовать меня, отпущены по своим домам. Я оставил только кузнеца. Для него вполне может найтись работа.

Радзивилл-младший и Заберезинский побледнели, и Михаил Глинский, увидев это, подумал: «А не оковать ли в самом деле этих? А то и всех сразу, обвинив в заговоре?»

У него вновь возникла мысль о престоле. Кто сейчас сможет помешать ему обрести королевскую корону? Вся гвардия встанет за него горой. Это вполне понятно: ратники любят сильных, а он в очередной раз показал свою силу.

«Они считают, что я объявлю себя королем, даже надеются на это».

Однако гвардия - это еще не вся Речь Посполитая, а тем более - не вся Европа, путанная замысловатым переплетением королевских семей. Пустят ли они в свою среду его, служивого князя, хотя и довольно знатного древнего рода, - вопрос великого значения. Скорее всего - нет. Избрание на сейме по воле Александра Казимировича Ягеллона вполне бы примирило королевские семьи с новой фигурой, с новой, вполне возможно, династией: если на первых порах не встретят его с распростертыми объятиями, то уж терпеть будут вынуждены. Довольно много лет провел Глинский при дворе императора, во дворах королей Испании, Франции и многих других держав - везде смог добиться расположения к себе, они по сей день покровительствуют ему. «Стоит ли менять дружбу на вражду? »

Действительно, чего ему не хватает? Богатый удел в Турове, не менее пяти богатых поместий, поистине неисчерпаемая казна. Побеждая во всех походах, он при дележе добычи не забывал о себе. Сегодня важней не сам трон, сколько такой же авторитет при дворе Сигизмунда, какой имелся при дворе его брата.

Еще одна причина удерживала Глинского от опрометчивого, а вполне возможно, и рокового шага - надежда, какую подала вдова князя Киевского Семеона Олельковича.

Не единожды Михаил Львович бывал в Киеве в гостях у князя Олельковича. Его встречали с почетом, особенно когда возвращался из очередного победоносного похода против крымцев или Орды. Иногда, ради того, чтобы погостить у Олельковичей, выбирал Глинский кружной путь, а виновницей этого была княгиня Анастасия - жена Семеона Олельковича.

Еще когда он первый раз посетил дворец Олельковича и был зван на торжественную трапезу, хозяйка дома, по славянскому обычаю, вынесла почетному гостю на золотом подносе золотой кубок с греческим вином. Но не золотой блеск подноса и кубка привлекли внимание гостя, а сама княгиня: чуть-чуть полноватая, но сохранившая стройность, обворожительная ликом, которое не портили щедрые белила, кокошник и жемчужные рясна, струящиеся от висков и спадающие на плечи. Эти нити жемчуга словно были ореолом ее неземной красоты. Глаза же княгини с поволокой манили к себе волнующей таинственностью.

Она с поклоном подала кубок:

- Прими из рук моих кубок вина пенного, уважь хозяйку.