Поздний бунт. Андрей Старицкий.

Глинский считал, что король не станет его преследовать, не решится послать погоню, боясь, как бы она не перешла на сторону князя, однако на всякий случай об отъезде не распространялся и даже своих стремянных и малый отряд шляхтичей, ему преданных, отправлял за городские ворота весь день по два-три человека. Сам же князь выехал перед самым закрытием ворот на ночь.

До Клецка ехали бодро, там остановился на несколько дней, дабы отдохнуть основательно перед новым броском. Вполне возможно, город и теперь бы встретил князя Михаила Глинского с торжественной пышностью, но раз он сам попросил не делать этого, ради чего дразнить Сигизмунда. Вдоволь попировав, братья, теперь уже все вместе, тронулись дальше. Пиры угнетали напоминанием о былой славе, о былом почете. Разве они такими были еще полгода назад?

Михаил Глинский проходил по тем самым местам, по тем дорогам, по каким он, главный воевода, вел войско Речи Посполитой громить крымцев-разбойников, и теперь этот путь торжества стал путем унижения и оскорбления - душа князя жаждала справедливой мести, он ехал молчаливо-сосредоточенный, обдумывая свои дальнейшие шаги. Будущее виделось в тумане, только одно князю было совершенно ясно: «Я не оставлю без внимания случившееся. Заставлю Сигизмунда пожалеть, что послушал он Заберезинского! Сурово отомщу и самому Заберезинскому!»

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Поздней осенью, когда уже время от времени налетали белые мухи и дыхание зимы неотвратимо набирало силу, князь Андрей Старицкий с воеводой Хабар-Симским неспешно приближались к Москве, позволяя себе пережидать непогоду в усадьбах знакомцев. Все, что они в свое время предложили царю Василию Ивановичу, выполнили полностью со всем старанием. Работали они дружно, обсуждая вместе те или иные дополнения, какие вдруг требовала жизнь, и всегда находили лучшее, на их, конечно, взгляд, решение. В одном они разно мыслили: нужно ли извещать князя Дмитрия, их начальника, о вносимых изменениях? Воевода считал, что делать это обязательно, князь Андрей предпочитал не связывать себе руки ожиданием согласия брата.

- Пока в Москву гонец доскачет, пока князь Дмитрий обдумывать станет нами предложенное да пока обратно гонец скачет, пару недель, почитай, козе под хвост.

- А если взыщется?

- Возьму грех на свою душу.

Вроде бы больше не о чем речь вести, но когда дело доходило до следующего изменения утвержденного государем плана, подобные разговоры возникали вновь и вновь. И вот подошло время отчитываться о сделанном, а Хабар-Симский снова выразил сомнение:

- Погладят ли по головке? Мы довольно переиначили.

- Ничего не переиначили. Дополнили только, а это совсем иное дело.

- А что, если князь Дмитрий Иванович закапризничает? Он волей царя поставлен над нами, а мы - мимо него.

- И теперь мыслю обойти его стороной, пойду напрямую к Василию Ивановичу со своим словом.

- Ну, нет! Самовольничали вместе, а грудь тебе одному подставлять?! Так не пойдет. К тому же вдвоем убедительней, да и недовольство государя, если оно возникнет, на двоих поделим.

- Ладно, - согласился Андрей Иванович. - Надо подгадать так, чтобы нам въехать в Кремль к исходу послеобеденного сна. И сразу - к государю. По праву брата. Небось не откажет.

Так они и поступили.

Царь Василий Иванович встретил их радушно. Обнял брата, ответил малым поклоном на низкий поклон воеводы и удовлетворенно проговорил:

- Стало быть, выполнили задание? Ну, садитесь и докладывайте.

Доклад подробный начал Андрей Старицкий, а когда Дошел до тех изменений, какие они с Симским внесли по собственному уразумению, Василий Иванович стал особенно внимателен. Дослушав до конца, дал царь всему свои оценки.

- Что к Васильсурску дополнительно причалы поставили в затоне, да огородили их крепкой стеной - доброе дело. Иное все тоже одобряю, а вот насчет Ядрина сомневаюсь. Для чего близ его станицу поставили, взявши ее в городню? Не ополчим ли мы тем самым против себя Чебоксары?

- Дозволь, государь, слово молвить, - вмешался Хабар-Симский.

- Говори, коль слово имеешь в оправдание.

- Мы как рассудили: не только по проезжей дороге от Нижнего до устья Свияги ставить крепость, но и бока ее окрепостить есть нужда. К этому пришли, когда Сергач укрепляли. Нам даже местные людишки подобную мысль подбрасывали, объясняли, что боковые крепости не только отсекут чувашей и мордву, соберись они присоединиться к казанскому походу, но и защитят их, ежели воспротивятся те поддержать поход против России, а казанцы намерятся принудить их силой. Важно и другое: полон и обозы с награбленным отбивать неожиданными ударами с боков. Самих нукеров тревожить тоже не грешно станет. Неспокойность вражеская всегда на руку нам. С князьками же мы договора учинили. Мирно. Без нажима.

- Разумность видна. А как же князь Дмитрий отнесся?

- Никак, - ответил Андрей Иванович. - Он ни разу в Нижний не приезжал, а посылать гонцов по каждому пустяку в Москву, затем ждать его возвращения до морковкина заговенья, растянулось бы сооружение оборонительной линии. Разумно ли?

- И все же…

- Мы готовы понести наказание.