Катэрия при этом бегала вместе с Марианеттой по всему поместью, направляя слуг, а иногда и вовсе уезжали в город на целый день, оставляя меня одного. И да, охрана тоже готовилась. Так к нам пришло несколько ящиков с парадной формой для каждого челна личной гвардии, взгляд на которую заставил меня поморщиться.
Слишком… вызывающе, что ли. Нет, я не был наставником, который в принципе не переваривал никакую одежду, кроме военной, однако обычный солдатский костюм мне казался более приемлемым, чем вот это.
Как бы то ни было, близился день нашей свадьбы, дату которой Катэрия пока не стремилась назначать. Она чуть ли не каждый вечер спрашивала у меня, ответили ли на мой запрос или нет. И по её лицу было сложно понять, она больше радуется предстоящей свадьбе или расстраивается от моих отрицательных ответов насчёт целителя.
Ситуация действительно была не самая приятная. С одной стороны она, с другой — сестра. И ориентироваться на сестру она не может, так как это её жизнь, и в то же время без неё Катэрия будто не могла двигаться дальше. Она до сих пор продолжала навещать сестру, будто надеясь, что та придёт в себя.
Но тем не менее я, видимо, был теперь действительно на особом счету, так как в один из таких дней, когда Катэрия и Марианетта уехали в город, мне пришло официальное письмо, которое привезли мне аж на челноке.
— Прошу вас, господин, — протянул мне конверт и лист мужчина. — И я вынужден попросить вас поставить вашу роспись о том, что вы получили письмо.
Я бросил взгляд на челнок, на борту которого красовалась эмблема.
— Министерство внутренней связи? — спросил я, подписывая документ.
— Всё верно. Мы занимаемся доставкой писем и документов государственной важности, господин, — кивнул мужчина, пробежавшись взглядом по листку. — Всё в порядке, приятного дня.
Письмо было непростым. Оно было из очень плотной бумаги, будто слегка промасленной с золотой окантовкой по краям. Его запечатывала печать синего цвета с гербом государства Тринианского. На обратной стороне красовалось два адреса, выведенных аккуратным почерком: один был моим, другой принадлежал государственному дворцу.
Не прошло и недели…
Одним движением я вскрыл концерт, вытащив оттуда гладкий, почти глянцевый лист бумаги с такой же золотой окантовкой.
Дальнейшей инструкции…
Что ж, думаю, что Катэрия может спать теперь спокойно. Или нет, учитывая, какая встреча ей предстояла.
Мы собрались в коридоре главной городской больницы Петра-Фронты. Или Фронта… я до сих пор не понимаю, как правильно склонять название города. Придумают же всякие личности такие названия, где непонятно, как называть город правильно.
Сейчас вместе со мной здесь были Катэрия, наши дети, десять человек из нашей охраны и столько же из охраны целителя. Слишком ценный актив, чтобы куда-то его отравлять без телохранителей, он пришёл в кольце охранников, расталкивающих всех на своём пути, которые источали ауру, будто были готовы в любую секунду пустить в ход пси-силы.
И сейчас мы все ждали результата около двери в палату Алианетты.
Уже прошло минут сорок, как целитель туда зашёл, и пока никаких результатов не было. Катэрия сидела молча. Её взгляд был устремлён в стену, и она лишь изредка успокаивала скучающих детей, которые то засыпали, то начинали беситься.
Я стоял около двери в палату, скрестив руки и наблюдая за окружением. Не сказать, что я ждал пробуждения Алианетты, но и полностью всё равно мне не было. Скорее интерес, получится или нет. Остальные окружили этот участок коридора, нехотя пропуская людей, которым требовалось пройти. Будь их воля, они бы оцепили весь этаж, но больница была государственной, и здесь же лежали и простые люди, которым повезло меньше и не светило получить в помощь целителя.
Мне не нравились госпиталя. Для меня это всегда была ассоциация со смертью и болью. Если там не пахло кровью, дерьмом и смертью, то ты всё равно чувствовал характерный запах хлорки и препаратов, которые пропитали стены, безошибочно заставляя тебя угадать, где ты находишься. Узкие коридоры, какой-то болезненный цвет коридоров и холодное освещение лишь подчёркивали особенность таких мест.