Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

О квартале Красных фонарей, Роппонги, выходило немало скандальных репортажей («Опасности японских порочных ловушек» – под таким заголовком в «Пипл» напечатали пояснение: «Розы английского среднего класса, которые спустились в сумеречный мир греха»). Было много и нелепых расистских обобщений насчет японских мужчин и их страстного влечения к блондинкам с Запада («Мужчины могут стать извращенцами из-за строгого воспитания», – объяснял «свой человек в Токио» изданию «Дейли рекорд»). Но к Люси и ее семье отнеслись с деликатностью и уважением. Девушку чаще называли «бывшей стюардессой „Бритиш эйруэйз“», чем «девушкой из бара». Никто не расспрашивал родственников о том, что за долги были у Люси, никто не привлекал внимание к тому, что она приехала в Японию по туристической визе и работала нелегально. Несмотря на расхожесть пикантных баек о «шикарных британках, торгующих своим телом», с Люси их не связывали. «Ее работа в качестве хостес заключалась в беседах с выпивающими мужчинами, – аккуратно, по-джентльменски объяснялось в „Сан“, самой скандальной из всех бульварных газет. – Нет никакого повода думать, что она занималась чем-то еще».

Вместо мрачной поучительной «страшилки» о том, к чему приводит порочное поведение, заголовки живописали более убедительную человеческую историю о любящей и страдающей семье и обожаемом ребенке, потерявшемся за границей, – историю, которую многие читатели газет могли принять близко к сердцу: «Я никуда не уеду без моей Люси, я молюсь, чтобы с ней все было в порядке» («Экспресс»); «Я обязательно найду сестру» («Сан»); «Семья молится о девушке-сектантке» («Дейли телеграф»); «„За что?“ Поиски Люси, пропавшей без вести „рабыни культа“, продолжаются» («Сан»).

– Я предупредил Софи: если мы не предоставим им материал, они его выдумают, – объяснял мне Тим. – Мы хотели, чтобы наше дело обсуждалось на высоком уровне, и добились внимания благодаря нашей с Софи откровенности. Нам так сопереживали, что пытаться осквернить эти чувства уже не имело смысла. Мы играли по правилам: предоставляли подробную информацию, были сдержаны, не злоупотребляли вниманием, по вечерам ужинали с репортерами.

Сотрудников бульварных газет, привыкших к неприязни и враждебности своих героев, расслабленное обаяние Тима обезоруживало и даже почти пугало. Он всегда отвечал на звонки, письма, позировал перед фотографами. Он держался более чем услужливо, что иногда настораживало. У самых циничных репортеров его готовность помочь вызывала подозрения: возможно, в этой семье что-то скрывали от посторонних глаз? Но все домыслы отступали перед легкостью и настоящим удовольствием работать с Тимом.

За все время, что я знал Блэкмана, он всего один раз открыто дал волю боли и отчаянию.

Это случилось в конце июля во время пресс-конференции в британском посольстве, шестой за последние три недели. О Люси не было ни весточки; у полиции не нашлось ни зацепок, ни свежей информации для отчета. Прибывшие из Британии журналисты улетели назад в Лондон, да и местных репортеров собралось намного меньше, чем две недели назад.

Тим и Софи выглядели уставшими и печальными. Они больше не обменивались взглядами или улыбками. И Тим надел носки.

– Нас охватывает отчаяние и горе, что Люси держат где-то в ужасных условиях, и ей тоже безумно плохо, – произнес Тим. – И потому я, ее отец, слезно прошу: пожалуйста, просто отпустите ее к нам.

Голос у него дрогнул, он опустил взгляд, сдерживая слезы. Глаза Софи тоже блестели от слез.

Мгновенно защелкали затворы фотоаппаратов. Некоторые корреспонденты снимали крупным планом опущенную голову Тима – именно такого кадра они ждали с самого начала.

Годы спустя я спросил Тима о том моменте. Что спустя столько недель нарушило его показное неунывающее спокойствие?

– Возможно, не стоит говорить, – ответил он, помедлив, – но те слезы мы вообще-то спланировали заранее.

За несколько дней отец с дочерью составили распорядок дня, жестко привязанный к японским и британским выпускам новостей. Время в Лондоне отставало от токийского на восемь часов, поэтому Блэкманы не спали почти до утра: звонили друзьям и семье, давали телефонные интервью вечерним радио— и телепрограммам. Несколько часов отводилось на отдых, а потом ранним токийским утром начинались телефонные звонки, запрашивающие информацию для вечерних и ночных новостей. За завтраком Тим и Софи на ходу общались с британскими журналистами, которые жили в том же отеле, – те просили новые фотографии Люси и договаривались об интервью в более позднее время. Когда утро подходило к концу, Блэкманы заглядывали в посольство, которое размещалось в десяти минутах ходьбы от отеля вдоль зеленого рва и серых стен Императорского дворца. В обед они обычно носились по городу между студиями «ТВ Асахи» и Токийской системы радиовещания, выступая на дневных ток-шоу. Остаток дня посвящался городской полиции.