Пожиратели звезд

В джипе, мчавшемся во главе колонны, капитан Гарсиа, несмотря на то что текила по-прежнему продолжала вносить приятную путаницу в его мысли, предпринял очередную попытку переварить невероятное известие, только что поставившее с ног на голову тот мир, в котором он жил на протяжении многих лет, – уютный мир приказов и их исполнения. Когда прибежавший сержант, задыхаясь от волнения и страха, сообщил ему, что удалось устав овить радиосвязь с Генеральным штабом, сразу нее объявившим о вспыхнувшем в столице мятеже, к которому присоединилась армия, занимавшая теперь все стратегически важные пункты, он не слишком удивился; не то чтобы он ожидал этого, а просто потому, что восстания военных всегда входили в состав национального достояния и были способом перераспределения ценностей и должностей, открывавших к ним доступ. Он был готов к тому, что в один прекрасный день его самого будут пытать и казнят; при его ремесле это почти неизбежно, и поскольку он сумел воспользоваться всеми радостями жизни и занимаемого им положения, то не так уж боялся смерти. Но неопределенность и те ситуации, в которых необходимо было принимать самостоятельные решения, последствия которых невозможно было предвидеть, приводили его в ужас. Он всегда занимал положение подчиненного и исполнял чужие приказы, и вот теперь, впервые в жизни, ему вдруг нужно было проявить инициативу и действовать безо всяких инструкций в условиях политической смуты, когда предпринятые им шаги могли с равным успехом сделать его как предателем, так и героем. Он не верил, что режиму Альмайо пришел конец, хотя от сообщения Генерального штаба веяло откровенным пессимизмом и даже смятением; не мог себе представить, чтобы такой человек, как Хосе Альмайо, позволил врагам захватить себя врасплох или сплести заговор – во всех кругах общества у него были информаторы, и он никому не доверял. Но на этой земле всякое случается, и даже самые великие негодяи не застрахованы от внезапных и глупых ударов судьбы; бывало, самым распоследним мерзавцам, создавшим, казалось бы, вокруг себя полную пустоту, вдруг изменяла удача и они вынуждены были уступить свое место другим. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что следует действовать с предельной осторожностью, и первый вывод, к которому он пришел, сводился к тому, что в столь смутной ситуации, когда никто не знает, как все обернется, расстреливать американских граждан было бы безрассудно. Если победителем выйдет Хосе Альмайо, если появятся сведения, подтверждающие то, что удача по-прежнему сопутствует ему, вот тогда можно будет со спокойной совестью прикончить американцев, а о том, что он какое-то время не повиновался приказу и оттянул казнь, никто не узнает. Но если успех окажется на стороне восставшей армии, лучшей и, может быть, единственной возможностью спасти свою шкуру будет оставить гринго в качестве заложников в каком-нибудь потерянном уголке Сьерры и сообщить о том, что он отказался исполнять преступные приказы кровавого диктатора, а затем с помощью посольства Соединенных Штатов получить в обмен на пленников охранное свидетельство для себя самого.

Появлению капитана Гарсиа на свет предшествовало отнюдь не одно поколение бандитов, и по сути своей это дело не слишком отличалось от того, что делали его стоявшие вне закона предки, требуя выкупа; и вот, в смятении прибегнув к традициям своих пращуров – последнему светлому пятну в той тьме, что поглотила его рассудок, – он погрузил пленников в «кадиллаки» и теперь уходил в горы, в известное ему тайное местечко, где, согласно легенде, его дед укрывался со своей бандой после какого-нибудь очередного «подвига». Он знал, что не сможет проехать незамеченным или сделать так, чтобы о нем забыли на несколько дней, но этого вполне было достаточно для того, чтобы выиграть время, сориентироваться в обстановке и занять определенную позицию. Если его атакуют мятежники, у него все-таки будет возможность поторговаться и получить охранную грамоту, угрожая казнить пленников, создав тем самым новому правительству на заре его существования серьезные трудности в отношениях с великой демократической американской державой, где он рассчитывал найти убежище и где всегда мечтал поселиться на склоне лет. Именно оттуда Освободитель позаимствовал наиболее ясные положения своего учения, именно в этой стране он черпал вдохновение, и Гарсиа относился к Соединенным Штатам с величайшим восхищением. Теперь он был очень горд собой, своей сообразительностью и хитростью; пока джин взбирался вверх по краю пропасти, следуя по дороге контрабандистов, он взял бутылку, покрутил ручку приемника и, поймав «Lovely you» Фрэнка Синатры – одного из самых уважаемых им людей на этой грешной земле, – расслабился и стал пить прямо из горлышка.