Позор и чистота

– Мне больше нравится тот вариант, когда бедную принцессу Эгле злой отчим привязал в лесу на лютую смерть.

– Да, и она от страха пела, пела.

И лес шумел, и ее услышал старый заяц и привел к Эгле зверей, но это все в альбоме, так чего спрашивать по сто раз. Не могу молотить одно и то же.

Страшно лесной – пой, пойГолод весной – пой, пойВ этом зверином краю надо посметьпеть

На концертах ее глаза отделялись от тела, размножались и плавали в дыму перед каждым зрителем отдельно. Ярко-зеленые глаза кикиморы, лешачихи, рысьего оборотня. (У нее было расщепленное, рокочущее «р».) Глаза попали в его душу, как разрывная пуля. Он понимал жалкий комизм своего положения – стать девчонкой, бегающей за певцом, перевертышем-анекдотом! Он, здоровый самостоятельный мужчина двадцати восьми лет, оказался такой девчонкой. А его кумир, девушка-юноша, ангел-животное, был в натуральном соответствии со своей миссией – недоступен.

Под березкой белойЧертик норку рылЗлобный русский ангелВзял да укусил

Он многого достиг за два года, осторожно ступая шаг за шагом. Его птица отлично знала все повадки охотников. Впрочем, в том плебейском мире, в котором по воле рока жили Блёклый воин и Королева Ужей, мужчины редко хитрили с маскировкой, но били прямо и грубо. Собственно говоря, дичь сама кидалась под ноги, страдая изобилием.

Он сумел отчасти приручить ее – Эгле разрешала ему находиться за кулисами во время концертов, разговаривать с ней, водить ее в рестораны, прогуливаться по городу, иногда позволяла заходить в гости. Он мог держать Королеву Ужей за руку, целовать в щеку при встрече. Он был одним из самых приближенных к ней мужчин – целая карьера! Всего-то за два года. Он хвалил себя за хитроумие и терпеливость. Сегодня она впервые зашла к нему в квартирку на Песчаном переулке, сияющую нарочитой, маниакальной чистотой. Это позабавило Королеву, бестолковуюи анархичную в быту.

– Дай пепельницу.

– Эгле, – сказал он, протягивая раковинку, для нее и куплено, он не курил, – сегодня двадцать восьмое августа.

– Что так торжественно? У тебя дэ эр?

Коротко стриглась, но оставляла длинную прореженную челку и щегольские височки. Глядела сквозь русые пряди как зверинка из травы.

– Нет, дэ эр у меня двадцатого сентября.

– Запомним.

– У меня маленький юбилей – два года назад… это было. Вот… я утром бегал и… увидел твою афишу.

– Два года назад? Где ж это я. А, в Электротехниках. Это когда Сайра надралась и башкой об клавиши брякнулась? Ничего получился звучок, я даже решила закрепить.

Сайра (клавиши), Мойва (бас-гитара) и Горбуша (ударные) были прозвищами участниц ее девичьей команды. Еще до Эгле играли в группе «Живая рыба». Но их фронтвумен, рыжая наркоша Форель, была, как воскликнул поэт, прекрасна без извилин, а потому, когда новоявленной Эгле пришлось обращать рыб в ужей, трупик Форели уже достиг стадии скелетирования.

– Не знаю, почему именно сегодня, но я вот решил… я решил сказать. Я, знаешь, загадал – если придешь, скажу. А ты вот пришла…

Бывают чувства естественные, а бывают сверхъестественные: такова надежда. Каким чудом проникла и обосновалась надежда в душе Андрея Времина? Но у такого чудовища, каковым, без сомнения, является л ….. , есть своеобразная палаческая этика – перед самыми жестокими и кровавыми своими операциями она дает пациенту что-то вроде анестезии.

И вообще, герой должен совершать поступки.

Он зажмурился от страха. Не мог видеть ее лица сейчас.

– Эгле, выходи за меня замуж. То есть… будь моей женой.

Несколько секунд было совсем тихо. Он открыл глаза.

Эгле сидела, широко расставив ноги, опершись руками о коленки. Смотрела на него ласково, без раздражения, потом встала и приобняла героя, взъерошив ему белесые волосы.

– Времин, не мучай себя. Я ни за тебя, ни за кого не собираюсь выходить замуж. Дико даже слышать вообще. Я всерьез тебе говорю, я реально не человек. И потом: я тебя боюсь. Ты страшный. Эта твоя теория чистоты… Чистота спасет мир! Ты еретик… Маньяк вообще. Времин… Ты милый, ты умница, ты мой лучший друг, и мы все эти глупости насчет втыкания одних частей тела в другие части тела спокойно забудем. Тем более про кастрюльки общие. Ужасно неинтересно! И что вдруг? Так хорошо было. Я чуть не заснула у тебя на диванчике… А ты тут со своей агрессией. Ну посмотри на меня. Где ты таких жен видел? А?

«Как просто, – подумал Времин. – Чего я боялся? Вот и все. Вот и конец…»

…Но далеко было до конца.

Глава вторая,

в которой автор продолжит знакомить читателя с героем, а Катаржина Грыбска, по прозвищу Карантина, начнет приближаться к России, чтобы стать еще одной героиней рассказа