Позволь мне верить в чудеса

Оставила пакет с едой на столе, а сама прошла прямиком в свою спальню. Упала лицом в подушку и шумно выдохнула, пытаясь справиться с разом навалившейся апатией. А еще убедить себя же, что все это глупо, беспочвенно и… И что в этом нет ничего страшного. Что он мог поехать вовсе не к Илоне. Сказал ведь, что отъехать нужно «по делам», а она ведь не дела… Что он может скоро вернуться… В шесть… В семь… В восемь… В девять…

В десять Аня вышла на кухню, чтобы спрятать невостребованную еду в холодильник.

В двенадцать, чтобы убедиться, что не пропустила ненароком приход хозяина квартиры, пока принимала душ.

В три, потому что проснулась будто от шорохов за дверью, снова проверила ключницу, не обнаружив его комплект, вернулась не в спальню, а на диван. Сидела там до пяти, укутавшись в плед. Смотрела перед собой, чувствуя одновременно боль, гадливость и тревогу.

А когда занимался рассвет, подошла к окну, опустила взгляд и увидела, как свое место заняла до боли знакомая машина. Высоцкий вышел из внедорожника, пошел в сторону входа к подъезду…

Аня же аккуратно сложила плед на место и тихо скрылась в спальне. Чтобы он ни в коем случае не подумал, что она его ждала. А еще, чтобы не увидел глупой ревности в глазах ненужной ему девочки.

Глава 30

Корней никогда не страдал невнимательностью. Без особых трудностей быстро переключался с занятия на занятие, не любил, но мог делать что-то в параллель, старался подмечать мелочи и держать все важное в памяти.

Поэтому пусть сейчас был погружен в работу, все равно услышал, как в замке проворачивается ключ, как входные двери тихо открываются и в них проскальзывает «квартирантка», вешает свою связку на место, разувается…

Опустил взгляд в угол экрана, хмыкнул. Двадцать один пятьдесят девять. Идеально вовремя. Как всегда. Вот уже неделю.

Неделю, в которую девочку будто подменили. Был милый испуганный ребенок, боявшийся слишком громко вздохнуть, не говоря о том, чтобы сделать или сказать что-то наперекор, в лексиконе которого слова «спасибо» и «простите» занимают восемьдесят процентов общего объема произносимых слов, а стала… Холодная девица, любимое занятие которой — ходить по лезвию ножа. Ножа его терпения.

На протяжении этой недели возвращалась домой Аня стабильно в момент наступления «комендантского часа». Отвечала на вопросы либо максимально коротко, либо откровенно на грани хамства. На сообщения в принципе не отвечала, сославшись на то, что приключилась какая-то беда с телефоном и он их не видит. Немногочисленные просьбы в большинстве своем игнорировала, а если исполняла — то очень по-своему. Будто мстила за что-то… Или на что-то обижалась.

Чисто по-женски. Глупо. Так, будто до мужчины должно само дойти… Он должен сам прозреть… И за что-то извиниться, а то и мигом исправиться.

Вот только Корней не собирался. Ни догадываться, ни прозревать, ни извиняться. И со сложными подростками, которым что-то взбрело в голову, тоже дела иметь не хотел.

Продолжая заниматься своим делом, краем глаза уловил, что девочка проходит по коридору до своей двери… Видит (тут без сомнений), что он сидит в гостиной… Кладет пальцы на ручку, жмет вниз… Потом же немного поворачивает голову, не смотрит, как, впрочем, и он на нее, выпаливает:

— Добрый вечер. Спокойной ночи, — и стремится побыстрее спрятаться в своем «логове», считая дневную повинность по части формальностей исполненной.

И все дни до этого Корней позволял ей сделать именно так, но сегодня решил немного усложнить ей жизнь. И себе тоже.

— Добрый. Подожди пару минут.

Сказал, захлопнул крышку ноутбука, прошелся взглядом по девичьей спине, остановился на профиле и устремленном в сторону взгляде. Видел, что услышала. Видел, что напряглась. Видел, что даже нахмурилась немного… Наверняка в кудрявой голове крутилась мысль все же слинять. Вот только смелости не хватило. Во всяком случае, пока.

Без энтузиазма и, очевидно, без улыбки, Аня отпустила ручку, развернулась лицом к дивану и сидевшему на нем мужчине. Скользнула взглядом по полу коридора, будто оценивая вероятный путь… Но не проследовала за взглядом ногами. Так и осталась у двери в свою спальню.

— Я слушаю вас…

Произнесла, глядя вроде бы на Корнея, но он не сомневался — на самом деле глаза стеклянные. И это бесило. Должно быть ровно, а его бесило.

Высоцкому никогда не было дела до женских обид. Даже до обид любовниц, не говоря уж о просто мимо проходящих дамах. Вникать не собирался. В себе не сомневался. Вырабатывать у кого-то привычку садиться к себе на шею и манипулировать в дальнейшем теми самыми обидами не планировал. Никогда не испытывал настоящего желания разобраться в их причинах и поработать над последствиями. Но с Ланцовой… Почему-то было не так.