Позывной – «Кобра» (Записки разведчика специального назначения)

Скорострельные пушки вертолетов хищно нюхают воздух. В подвесках поблескивают носы НУРСов. Уже хорошо различаю лицо матерого пилота-оператора головного вертолета. Его взгляд не сулит ничего хорошего. Я срываю кепку и размахиваю ею над головой. Вертушки слегка отклоняются в сторону, затем закладывают крутой вираж вокруг сопки, едва не чиркая лопастями винтов по нашим макушкам. Через толстые стекла фонаря кабины летчики пристально изучают нас. Один из них вертит пальцем у виска и тычет в сторону гор. Я подобострастно киваю и выплясываю невообразимый танец, означающие искреннее раскаяние. Вертушки уходят в сторону Кабула. Видимо, разрывы ВОГов на горных вершинах были зафиксированы дежурным по штабу 40-й армии, (до штаба по прямой — 7–8 км) а тот направил в наш район вертолетную пару. Окажись на месте пилотов какие-нибудь азартные мальчишки, возможно всадили бы в нас боезапас, а потом разбирались, кого это там приутюжили.

Когда исчезла дрожь в коленках, я подумал, что появление вертушек сыграло-таки нам на руку, нагнав страху и на «духов». По крайней мере, ближайшие два-три месяца нас никто не беспокоил.

Глава 8. Курбан майрам

Командир оперативного полка (тому времени наш батальон вырос до полка) приглашает советников на праздник «Курбан-майрам». Но руководство, опасаясь возможных эксцессов, не разрешает участвовать в мусульманском празднике. Афганцы дуются на нас. Тыловик полка сокрушается:

— Мы накупили закусок на 20 тысяч афгани, а вы не пришли! Это смертельная обида. Серега мне как мусульманину поручает уладить инцидент. К тому же в это время я был в командировке в провинции, поэтому вроде бы не имел отношения к случившемуся.

Я клятвенно заверяю партнеров, что советники тут ни при чем, и что мы также переживаем о случившемся. Готовы искупить свою вину.

На следующий день всей группой приезжаем в полк. В автомашине — «таблетке», кроме нескольких литров коньяка, водки, шампанского и ящика сухого вина, везем несколько разнообразных стволов. На полковом стрельбище расстилаем плащ-палатки. На них укладываем немецкий пулемет МГ-42, прозванный «пилой Гитлера», пулемет ПК, американскую винтовку М-16, а также наши РПК, АКС-74.

Два солдата-переводчика набивают рожки и снаряжают пулеметные ленты.

После трех обязательных тостов, объявляю соревнование: чарку спиртного тому кто попадет в мишень! Афганцы стараются: грохочут очереди. Постепенно все входим в азарт. Боковым зрением замечаю, что Дин Мамад, как только начинается стрельба, потихоньку уползает назад. И пока все соревнуются в меткости, он успевает опрокинуть лишний стаканчик, услужливо подставляемый переводчиком, и приползти обратно на огневой рубеж. Нам всем нравится МГ-42: скорострельность 1300 в минуту и почти полное отсутствие рассеивания: на 800 метров в небольшую мишень всаживает очередь!

Расстреляв боеприпасы и лакирнув шампанским, в обнимку с партнерами возвращаемся в штаб. Инцидент исчерпан. Дин Мамад — здоровенный, слегка сутулый малый, прибывший в батальон из «коммандосов», ручищи — грабли до колен, гудит мне на ухо: предлагает поехать в Кабул к девочкам. У него там где-то неплохой «курятник». Однако сил у него хватает только добраться до своей койки. Так и отрубается, бедолага, с открытыми глазами. Закрываю ему глаза:

— Спи спокойно, друг Дин Мамад…

Глава 9. В отпуск за квартирой

В конце лета 1983 года меня пригласил на беседу командир «Омеги». Валентин Иванович сообщил, что Руководство решило досрочно выделить мне трехкомнатную квартиру в Подмосковье.

— Только квартира на последнем этаже нового девятиэтажного дома. Не будешь возражать?

— Господи! Какие могут быть возражения?!

— Тогда распишись, — протянул мне какой-то листок бумаги.

Кроме меня квартиры получили еще несколько ребят из «Омеги». Нам тут же оформили отпуска, чтобы могли перевезти семьи. В августе я приехал в Кировку, где проживала жена с детьми. Сдал служебную квартиру. Продали цветной телевизор «Темп», первую в нашей семье дорогую вещь, купленную в рассрочку. Вещей набралось два рюкзака и четыре чемодана, да и то большей частью детской одежды. Тепло попрощались с родными и близкими. Тетя Марийка, моя няня-гречанка, бежала за машиной и голосила на всю улицу. Кстати, я разыскал ее, работая в Кировском РО КГБ, и помог съездить на два месяца на историческую родину в город Салоники. Это был первый официально разрешенный выезд за рубеж из моего закрытого района. Через год мне довелось под Салониками «командовать» греческим партизанским отрядом «Агви», но об этом расскажу немного позже.

Приехали в город Железнодорожный. Наш восьмиподъездный дом возвышался как авианосец на рейде. Строили его солдаты. Ну и, естественно, было много недоделок. Получили в нем квартиры одновременно 75 наших ребят. К нам потянулись бригады «халтурщиков» отциклевать паркет, переклеить обои, вставить стекла, прикрутить краны, потому что вся округа знала: «афганцы» при деньгах, то бишь чеках «внешпосылторга».