— Это как дважды два, — предположила Сильва. — Немцы что-то берегут на путях.
Она не ошиблась. Маленький отряд, собравшись за будкой путевого обходчика, подтвердил их наблюдения. Командир — он пришел последним — сказал, что по другую сторону дороги скапливаются карательные отряды. На путях эшелон — вроде бы для карателей, но пока загнан в тупик. Охраны вокруг собрали порядочно.
— Вперед нам путь перекрыт, — подвел итог командир. — Придется нам убраться в дальний лес, товарищи. Но уберемся с музыкой.
— Подорвем здесь эшелончик! — зажегся Геннадий.
— Здесь? На полустанке? — усмехнулся командир. — И провалим всю группу? Будем отходить от скопления карательных отрядов вдоль линии, а там обстановка подскажет.
От колеи пришлось держаться подальше — немцы, боясь партизанских налетов, вырубили вдоль полотна деревья и кустарник. И только в одном месте, где полотно делало поворот, ельник подступал поближе.
— Здесь, — решил командир. — Если подрывать пути, то здесь.
Он разбил отряд на четыре группы — Сильва опять оказалась в паре с Олегом — и каждой дал квадрат наблюдения.
— Придется набраться терпения, — размышлял командир. — На много часов и, может быть, много дней. Жаль упустить эшелон. Потом будем устраиваться прочнее.
Задумался, приказал Олегу:
— Радиста беречь пуще глаз своих.
— Товарищ командир, — возмутилась она. — Я такой же боец, как и все…
— Ты боец повышенной ценности, — пошутил он. — Береги без меня рацию, Лена, но в эфир — ни-ни! Пеленгатор в одиночку не катается — ясно?
Уже сутки они в наблюдении: Олег и Сильва. Вжались в снег, в землю. Место удобное — ложбина. Позади — болото. И слева тоже болото. Впереди, в метрах полутораста, поворот «железки». Все на виду. Немецких часовых не видно. Только под утро заявился патруль. Шли немцы вприпрыжку, морозец кусал, до поворота добрались и опять вприпрыжку — назад, наверно, на полустанок. Потом показалась дрезина — от поворота тоже покатилась назад. Дважды их навещал командир. Снова предупредил: «На связь — ни-ни!». Поел с ними тушенку, сказал, что если дрезина появится еще раз, Андрей и Генка заминируют ночью путь. Ушел, и они остались одни. Ветер засвистел, зашипел, смахнул на них с веток снежную пыль, будто мохнатой лапой провел по спинам.
— Мерзко, — сказала Сильва. — Не то ты крот, не то человек.
Олег ответил не сразу. Через несколько минут:
— Нам хотели поначалу придать радиста-парня. Потом сказали, что радистом будет девушка. Энергично пробивается.
Она почувствовала легкую насмешку, мягко осадила:
— Мы с подругой старались энергично учиться. Спроси командира — он еще помнит мой хук левой.
Немцы долго не появлялись. Вечером проехала дрезина. За нею прошагали, придирчиво осматривая колею, пятеро солдат. Навестивший их командир, узнав о движении на дороге, кивнул, будто и ожидал этого, потер щеку, уже зарастающую щетиной, предложил:
— Пожалуй, начнем концерт. Только после взрыва — немедленно в лес. А пока держать колею под прицелом.
Только он ушел, вернулись немцы, двое двинулись к полустанку, трое зашагали прямо на разведчиков.
— Отползаем в болото! — сказала Сильва. — Стрелять — только в крайнем случае.
Подняла на руках тяжелые батареи, Олег перехватил одну: так они и ползли на коленях, держа «басы» на вытянутых руках. Не доходя до болотца метров десяти, немцы остановились, что-то быстро залопотали и повернули назад.
С колеи доносились тупые звуки. Догадались, что это Геннадий и Андрей долбят лопатами мерзлую землю, пытаясь вгрызться в насыпь, заложить в полотно взрывчатку.
— Теперь они засядут с «удочкой», — завистливо вздохнула Сильва. — Как ни говорите, а равноправия женщины здесь не вижу.
Догадалась в темноте, что Олег улыбается.
— Слушай, — вдруг спросил он, — студенческая жизнь — это здорово, да?
Она даже растерялась от такого вопроса, потом поняла, что он многие годы, наверно, мечтал о вузе. Тихо сказала:
— Да, здорово.
Рассвет погрузил их в молочную пелену. И именно тогда загудели шпалы. «Железка» ожила, методично отстукивая, будто метроном. Они даже не ожидали, что из белесого облака так быстро вынырнет черная масса и почти бесшумно подползет к повороту.
— Ну же, ну! — зашептала Сильва. — Любит — не любит.
— Не колдуй! — посоветовал Олег. — Ребята должны пропустить паровоз.
Они действительно пропустили паровоз, и когда эшелон изогнулся легкой дугой, вверх вырвались два языка пламени, раздался оглушительный грохот, и, медленно кренясь на бок, паровоз и два вагона — будто это были не металлические колоссы, а сливочные тянучки — лениво сползли с высокого откоса вниз, в снежное месиво. Это было до того неожиданно, что Сильва даже уткнулась лицом в Олегово плечо, чтобы удержаться от возгласа.
— Ну, чего ты? — грубовато и в то же время понимая ее, сказал Олег. — Сработали чисто.
Из задних вагонов повалил огонь, прерывисто затрещала взрывчатка. На полотно попрыгали солдаты, заметались, забегали. Из лесу их стегнули автоматом, и они полезли в кюветы.
— Пора! — сказал Олег. — Отходим!
Они поползли в лес. Сильве показалось, что «оторвались», когда Олег вдруг зашептал:
— Преследуют гады!