Позже

Теперь включаем режим монтажа и листаем страницы календаря. Наступил 2016 год, потом 2017-й. Иногда мне снился тот сон о пустынной проселочной дороге, и я просыпался, зажимая руками рот, с единственной мыслью: Я свистел или нет? Господи Боже, я свистел или нет? Но такое случалось все реже и реже. Иногда я видел мертвых, но не слишком часто, и они были совсем не страшными. Однажды мама спросила, вижу я их или нет, и я сказал, что уже почти нет. Мне не хотелось ее волновать. Потому что я понимал, что она тоже пережила трудные времена.

– Может, ты и вовсе все это перерастешь, – сказала она.

– Может быть, – кивнул я.

И вот мы подходим к 2018 году. Наш герой Джейми Конклин теперь выше шести футов ростом, может отращивать бородку (которая жутко бесила маму), его приняли в Принстонский университет, и он уже почти взрослый, чтобы голосовать. А к ноябрьским выборам станет уже совсем взрослым, без всяких «почти».

Я сидел у себя в комнате, готовился к выпускным экзаменам, и тут зазвонил телефон. Это была мама. Она снова звонила из «Убера». Сказала, что едет в Тенафлай, где был санаторий, куда она перевела дядю Гарри.

– У него опять пневмония, – сказала она. – И у меня есть предчувствие, что на этот раз он не выкарабкается, Джейми. Мне позвонили, просили приехать, а они просят приехать только в самых серьезных случаях. – Она помолчала и добавила: – Надо готовиться к худшему.

– Я сейчас тоже приеду.

– Тебе вовсе не обязательно ехать.

Подтекст был такой: по-настоящему я его никогда и не знал. По крайней мере, не знал его тем умным парнем, который строил карьеру для себя и своей сестры в жестоком мире нью-йоркского книгоиздания. Это и вправду жестокий мир. Теперь, когда я тоже работал в мамином агентстве – всего лишь несколько часов в неделю и в основном перебирал бумажки, – я понял, что это такое. И да, я действительно почти не помнил того дядю Гарри, каким он был до болезни, но я решил ехать вовсе не из-за него.

– Я приеду на автобусе.

Это было несложно. Собственно, именно так мы обычно и ездили в Нью-Джерси, когда у нас не было денег на «Убер» и «Лифт».

– У тебя же экзамены… Тебе надо готовиться…

– Книги – это уникальная портативная магия. Я где-то это прочел. Возьму учебники с собой. В общем, жди меня там.

– Возможно, придется остаться на ночь, – сказала она. – Ты уверен, что хочешь приехать?

Я сказал, что уверен.

Я точно не знаю, где именно я находился, когда дядя Гарри скончался. Может быть, уже в Нью-Джерси. Может быть, на мосту над Гудзоном. Может быть, в эти минуты я все еще видел «Янки-стэдиум» из заляпанного птичьим пометом автобусного окна. Мама ждала меня во дворе санатория – последнего дядиного санатория, – сидя на лавочке в тени под деревом. Глаза у нее были сухими, но она курила сигарету, хотя давно бросила курить. Она крепко меня обняла, и я так же крепко обнял ее в ответ. Я чувствовал сладкий запах ее духов, старый добрый аромат «Ла ви эст бель», который всегда возвращал меня в детство. К тому мальчику, которой считал офигенной свою зеленую индейку из отпечатка руки. Мне даже не пришлось спрашивать, мама сказала сама:

– Буквально за десять минут до моего приезда.

– Как ты?

– Да вроде нормально. Конечно, мне грустно, но я рада, что все уже позади. Он и так прожил гораздо дольше, чем обычно живут с таким диагнозом. Знаешь, я тут сидела и вспоминала «Три в воздух, шесть в землю»[17]. Знаешь такую игру?

– Вроде да.

– Другие мальчишки не хотели меня принимать, потому что я девочка, но Гарри сказал, что если меня не возьмут в игру, то он тоже не будет играть. А он был популярным у нас во дворе. Всегда был заводилой. Так что я стала, как говорится, единственной девушкой в мужском клубе.

– Ты хорошо играла?

– Я играла отлично, – сказала мама и рассмеялась. Затем вытерла пальцем уголок глаза. Она все-таки плакала. – Слушай, мне нужно поговорить с миссис Акерман, это директор, и подписать документы. А потом еще надо будет сходить в его комнату, может быть, забрать что-то из вещей. Даже не представляю, что бы мне вдруг захотелось забрать.

Я ощутил легкий укол тревоги.

– Он же не?..

– Нет, милый. Его уже перевезли в местный морг. Завтра я буду решать вопрос об отправке тела в Нью-Йорк и… и все остальные вопросы. Последние приготовления. – Она секунду помедлила. – Джейми?

Я посмотрел на нее.

– Ты… ты его видишь?

Я улыбнулся.

– Нет, ма.

Она взяла меня за подбородок.

– Сколько раз я просила не называть меня так? Кто говорит «ма-а-а»?

– Глупые маленькие телята, – сказал я и добавил: – Да-да-да.

Это ее рассмешило.

– Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.

Она вошла в здание санатория, и я обернулся к дяде Гарри, который стоял в десяти футах от меня. Он все время был здесь, одетый в пижаму, в которой умер.

– Привет, дядя Гарри, – сказал я.

Он не ответил. Но он смотрел на меня.

– У тебя все еще Альцгеймер?

– Нет.

– Значит, теперь все в порядке?

В его взгляде мелькнула едва заметная смешинка.

– Наверное, да. Если быть мертвым подпадает под определение «все в порядке».

– Она будет по тебе скучать, дядя Гарри.