ППГ-2266 или Записки полевого хирурга

Потом начинаю думать о близком — о своих кровных медицинских делах... О только что прошедшей работе в Хоробичах. С 10 ноября по 18 декабря средняя загрузка составила 1080 человек, 90 процентов — лежачие. Свыше восьми тысяч прошло через госпиталь за это время, больше трех процентов умерло. Даже страшно назвать, цифру смертности, если сложить все этапы: и медсанбат, и ППГ первой линии, и ГБА, и дальше — фронтовую базу, как в Ельце. Я могу сосчитать, сколько останется в живых, сколько без ног...

Кто виноват? Сколько здесь моей вины?

Все это я передумал уже сто раз за этот год...

Глава тринадцатая. БУДА-КОШЕЛЕВА.

Приехали вечером. Остановились у взорванного вокзала. Начальник пошел к коменданту. Холодно и тоскливо — разожгли костер. Федя сделал шоферскую разведку; «Плохо!» Станция снабжает две армии. Все забито тылами. Наконец идет начальник. Грустный. «Ничего нет». Ночевали в хате, занятой ЭПом. Спали на нарах, приготовленных для раненых.

Следующий день проискали в окрестностях... Безнадежно. БАО, автобазы, склады — все, кроме мест для раненых...

Вечером, когда возвращались совсем замерзшие, увидели двухэтажную школу без окон и дверей... В 41-м году в этой школе немцы собирали всех евреев перед тем, как расстрелять...

Посмотрели. Окна и двери выломаны, некоторые даже с косяками, печки полуразрушены. Но полы и потолки почти везде целы. И крыша.

— Неплохой бы мог быть госпиталь... а?

— Отличный. Но как осилить?

Вечером пришла наша летучка. Выгрузились, погрустили, раскинули палатки, чтобы ночевать. Ходили школу смотреть.

Решились. Утром начался ремонт. Имеем сто человек выздоравливающих — есть мастера, но нет материалов. Пошли искать по домам. Обнаружили вывороченные вьюшки и часть дверей... Мужики не зевали. Но и мы не церемонились.

Трудно со стеклами... Нашлись добрые люди, отдали часть своих зимних рам — можно хоть маленькие окошечки вставить. Кирпича много на станции — взорваны вокзал и башня. Но не просто было его выламывать.

Каждое подразделение само ремонтировало себе помещения. Закладывали окна кирпичом до размеров имеющихся рам, вставляли вьюшки и дверки, ладили, двери.

Полностью воспроизвели схему Хоробичей, только в лучшем варианте — в одном здании 250 коек, баня и перевязочная. Вместе с палатками снова имели 600 мест.

На этот раз раненых, привозимых в Буду, сортировали в ЭПе. Проблемы не было — приходит колонна машин, сортировщик командует: «Ходячие, вылезай!» Все, кто может, моментально слезут. Остальных везут нам.

26 декабря еще не окончен ремонт, а работа уже началась. Госпитали первой линии «накопили» раненых, пока мы переезжали, и теперь везли их нам по 50-60 человек в день. Раненые были тяжелые... Наш контингент.

Началось наступление, и поток увеличился. Такого сумасшествия, как в Хоробичах, не было — поступало самое большее двести-триста человек. Скоро пошли летучки, поэтому больше семисот раненых у нас не собиралось. Занимали одну-две соседние улицы.

В эвакуации была только одна трудность: захватить вагоны в поезде. ЭП стоял около станции, публика у него подвижная — скомандуй, сами побегут и в вагоны залезут. Нам нужно было вывезти иногда двести-четыреста человек. Где транспорт взять? Но голь на выдумки хитра. В день эвакуации мы ставили «заставы» на всех дорогах, что ведут к Буде, «арестовывали» всех колхозников с лошадьми и поворачивали их к госпиталю. Они были обязаны возить раненых, пока не погрузим всех в поезд. В день летучки вся улица вокруг госпиталя загружена разномастными клячами и санями. На каждой сидит хозяин, с ним санитар из выздоравливающих. Наша армия вела наступление до 20 февраля. Куда наступали, мы толком не знали. Бывают такие бои, которые в сводки не попадают...

Ничего плохого не могу сказать о работе в Буде. Было культурнее, чем в Хоробичах, все раненые проходили санобработку и перевязку в первые сутки, мы довели пропускную способность перевязочной до 250 и даже 300 человек — работали, как машины! Но суть дела это не менялась. Лечение было по-прежнему только срочным. Лечили тяжелых, кого нельзя отправить, а их было слишком много, чтобы лечить хорошо. Вытяжения для бедер и даже гипсы накладывать не могли — не было мест и условий. А тут еще недостаток бинтов. Бинты, салфетки и даже марлевые шарики мы все стирали, никогда не резали повязки... Где же тут гипсовать?

Произошло важное событие в моей жизни: я женился. В первых числах января Лида Денисенко переехала ко мне. Было объявлено во всеуслышание: жена! Кончилась моя свобода. Я не очень ею пользовался, но ощущение возможности приятно. Значит, уж такова судьба мужчины. Три с половиной года я был холостым после Али... Так мало! А первый раз женился в двадцать... Теперь мне уже тридцать. Пора!

Нам нашли комнату рядом с госпиталем. Хорошая комната, есть даже радио. Хозяева живут в другой половине, и нам никто не мешает. Настоящие молодожены.