Прабкино учение

Поезд подходит, шипя и свистя. Мы подходим к вагону «для учащихся», садимся, затем находим и нужные полки, устраиваемся, снимаем с себя пальто, потому что в вагоне жарко натоплено, и медленно засыпаем. На заре будит нас кондуктор. «Вам, господа ученики, куда? На Ростов? Ну спите себе спокойно, будем лишь к полудню, если все будет в порядке.» Ушел кондуктор. Я не сплю. Третий класс уже полупустой, и внизу стали появляться разные люди, крестьяне, бабы. Одна из них, достав из кошелки что-то круглое, спрашивает меня: «Что угодно? А яблочка моченого не хочешь?» — «Спасибо! А сколько стоит?» — «Чего там “стоит”? У самой двое таких! Ешь, паныч, на здоровье!» А сама улыбается ласково-ласково. Тронула она меня. Взял я яблоко, съел, а сам конфеты нащупал в кармане, отдал ей кулек. «Дайте, тетя, вашим сыновьям!» — «Спаси, Христос! Вот и поменялись мы с тобой. А ты — “сколько стоит”.» Заснул я после этого. Посмотрел сначала на Васю, лежавшего внизу, подо мной, на второй полке. Он тоже спал. Ну, тогда я положил голову на шапку и заснул. Проснулся разбуженный Васей: «А мы не проехали?» — «Ну, чего же проехали?.. А какая станция была?» — «Не знаю». — «Ну, значит, и я не знаю!» А снизу донесся голос: «Да вы не бойтесь, еще до Таганрога полчаса». Поезд шел хорошо. На дворе шел крупный снег, слепивший окна, ложившийся сразу целыми пригоршнями на стекла, на подоконники. Однако все было видно в полумгле. Скоро приехали в Таганрог. Там я сбегал на станцию, в буфет, набрал на полтинник десяток пирожков с мясом, горячих и ароматных, и принес Васе. Подкрепившись, мы стали рассказывать. Тут Вася заметил, что третий где-то встал, даже не попрощавшись. «А может, не хотел будить?» — заметил я. «Нет, — сказал Вася. — Он всегда такой, ни с кем не здоровается, не прощается».

Тем временем поезд двинулся дальше. Наконец стали попадаться близкие сердцу названия — Матвеев Курган, Конские Раздоры, Гниловская и, наконец, поезд подкатил к Ростову-на-Дону. Какой это был богатый, шумный город! Уже было около пяти часов вечера, и небо стало синеть, когда мы пересели в поезд Ростов—Владикавказ. Еще через полчаса уже показались родные поля, и через десяток минут — станция Каяла! Тут мы вышли, и сразу же нашли мужика с санями, который и подрядился за рублевку довести нас до Антоновки. Сели мы в сани, зарылись в сено, покрылись полостью, и подремывая, за часик доехали до родного села. Боже, каким оно мне показалось маленьким, деревья — низкими, и домишки — невзрачными, и церковка наша, казавшаяся раньше высокой, теперь была совсем небольшой!

Вот завернули с площади на улицу, и сердце мое заколотилось сильно-сильно: на улице, у ворот, ожидала меня мама! Возле неё — оба пса. Увидав сани, они сначала залаяли, а потом завизжали, побежали навстречу, стараясь лизнуть в лицо, прыгали сбоку, заливисто радостно лаяли. Мама тоже подвинулась к нам, ухватилась за борт саней, которые остановились, и схватила меня в объятия. «Мамочка! Это мой одноклассник, Васенька. Он не мог ехать домой. У него мама больна». — «Ну иди сюда, милый Васенька!» Обняла она и его. «Иди, милый, не бойся! Я буду тебе, как твоя мама». Она целовала его, прижимала к сердцу — то прижимала меня, а то снова его. Мужик стоял уже в снегу и улыбался. Он забрал наши вещи, а мы с мамой пошли во двор. Тут раскрылись двери и вышел папа. Благословив нас, он каждого поцеловал, Васеньку, обняв особо, взял как бы под свое покровительство. Мы вошли в дом. Мама раздевала нас, снимала пальто, башлыки, принесла две пары теплых валенок, и мы в них влезли, хохоча друг над дружкой.

Вбежала, всплеснув руками, Настя, наша добрая помощница мамина, и опрометью кинулась на кухню, ставить самовар. Отец вышел в залу, затем прошел в дальнюю комнату, потом в кладовую и вернулся с семгой, осетриной, балыком, икрой, все поставил на стол в столовой, и принес еще банку малинового варенья. Вбежала Настя с самоваром в пару. Мы начали чаепитие.

Так как мы устали с дороги, то мама сразу же предложила идти спать. Заснули мы в заботливо оснащенных теплыми одеялами постелях так, как будто сто лет не спали!

Наутро, когда проснулись, все в саду и в доме сверкало от яркого зимнего солнца. Тысячами искр горел снег, выпавший за вчерашнюю ночь толстым слоем, поверх прежнего. Деревья стояли в вате. Позавтракав, мы побежали в сад, на улицу, на реку, всюду, куда хотели. Васенька был в восторге. «Я и не знал, что у вас так хорошо! — сказал он. — Прямо как дома!»