Праймзона

“Так она героиня того человека, которого все мы звали адорнийским принцем! Впрочем, мог бы и раньше догадаться, тупица.”

— Но вы все же рисуете! — утешительно заметил Рутгер. — Ради своего искусства вы готовы даже жертвовать своим сном!

— Сном? О да… — усмехнулась художница. — Хотя, сказать по совести, я могу легко обходиться без сна сутками…

— Гм… Мне остается только позавидовать вам… — пряча в кулак зевок, сказал Рутгер. — Я с детства был соней. Соней и остался… Впрочем, что-то подсказывает мне, что своей глупой болтовней я мешаю вам сделать то, ради чего вы сюда пришли — полюбоваться ночным пейзажем.

— Хотя мне и неприятно называть наш с вами милый, вежливый разговор “глупой болтовней”, я все же хотела попросить несколько минут молчания, — сказала девушка с извиняющейся улыбкой.

— Конечно! Ради вас я готов даже помолчать…

Несколько минут, показавшихся Рутгеру необычайно долгими, они сидели молча, в полутемной комнате.

Художница Тейя смотрела в окно, там, за стеклом шелестели листвой величественные трехсотлетние дубы и медленно колыхались под порывами ночного ветра серебристые ковыли.

А Рутгер — тот смотрел в свой толстостенный бокал с вином. А еще — на Тейю.

Тейя была хороша. И, пожалуй, даже более привлекательна, чем вечером в общем зале таверны “Хвосты и копыта”, хотя вечером платье на ней было более богатым, а ее прическа — куда более прихотливой и сложной.

Выражение лица у Тейи было поэтически отрешенным — какое бывает у некоторых людей во сне. А вся поза девушки выражала решимость вобрать в себя красоту природы до последней опаловой искорки.

Татуировки на плече Тейи казались изысканным кружевом. А бусины, вплетенные в ее иссиня-черные волосы, смутно мерцали в холодном свете луны.

Прекрасно было и алое с бирюзовыми вставками платье, корсет которого так изысканно сдавливал и приподымал, словно бы призывая к ней всеобщее внимание, девичью грудь.

Рутгер, большой ценитель и знаток женской красоты, невольно залюбовался.

Однако девушка, казалось, не замечала разглядываний Рутгера, которые, возможно, из-за вина, а возможно из-за позднего часа, становились все менее поэтически-отвлеченными и приобретали даже свойство некоторой бесцеремонности…

Глядя на Тейю, Рутгер думал о том, как счастлив, должно быть мужчина, которого она любит. Ведь досталось же кому-то такое сокровище! Но кому? Ее лорду? Это было бы слишком просто. Может быть, какому-то герою этого лорда? А что, так частенько случается. Или может быть, героине? А что, в Адорнии, говорят, и такое встречается..

Однако смелую мысль о романтических отношениях между героиней и героиней Рутгер додумать до конца не успел.

Потому что Тейя вдруг оторвалась от созерцания пейзажа, сложила руки на коленях, и вмиг сменив сосредоточенность художницы на холодную расчетливость управляющей доходным промыслом, сказала:

— Что ж… благодарю. Это было великолепно! А теперь, мне пора!

От таких быстрых перемен девичьего настроения Рутгер буквально опешил. В конце концов, он уже как-то мысленно свыкся с тем, что девушка будет его гостьей до самого утра. А тут…

— Не может быть, чтобы вы ушли вот так сразу… — вложив в эти слова все свое обаяние, сказал Рутгер. — Может быть, выпьете хотя бы бокал вина? В конце концов, это лучшие апартаменты “Хвостов и копыт”, покои Принца Инкогнито! Неужели вам здесь плохо?

— Напротив, мне всегда нравились эти апартаменты! — как-то неожиданно приветливо откликнулась девушка. — Тем более, что после того, как Принц Инкогнито пропал, мы останавливались в них не менее дюжины раз!

“Какой же гнусный обманщик этот хозяин трактира! А впрочем, есть ли хотя бы один честный хозяин трактира? Если такой и вправду сыщется, трактир разорится за каких-нибудь пару месяцев…”

Однако думать о хозяине “Хвостов и копыт” Рутгеру совсем не хотелось.

Он ответил Тейе на улыбку и поторопился за графином и бокалом — они дожидались его на каминной полке, возле светильника, по-прежнему невостребованного в хозяйстве.

Спустя несколько мгновений Тейя уже глядела сквозь толстые стекла своего бокала на луну. И вдыхала тяжелый пряный аромат принесенного Рутгером вина.

— Это лучшее, что было в предложении… — как бы извиняясь за качество пойла, сказал Рутгер на всякий случай, ведь девушка, как адорнийка, наверняка отлично разбирается в винах.

— Но оно и впрямь неплохое! — скрывая изумление, сказала девушка. — Что ж… Предлагаю выпить… за творчество! — сказала она.

— За творчество? — удивленно и даже разочарованно произнес Рутгер. — Я думал, мы выпьем за… нашу встречу!

— Наша встреча тоже может быть актом творчества! — убежденно сказала Тейя. — И более того, я уверена, что она им уже является!

— Значит, за него и выпьем! — сказал Рутгер и оба бокала огласили апартаменты прелестным звоном.

— Если бы вы знали, Тейя, как я рад вас видеть! — воскликнул Рутгер, отхлебнув еще вина.

Тайя внимательно посмотрела на него, словно бы решая, насколько много искренности в его словах.

— Между тем, вид у вас довольно печальный, — заметила художница критично.