Прах Анджелы

Бармен разгадывает кроссворд и спрашивает Питера:

— У наступления какая противоположность?

— Отступление, — отвечает Питер.

— Точно! — восклицает бармен. — У всего есть противоположность.

— Матерь Божья, — произносит Питер.

— Что с тобой, Питер? — тревожится бармен.

— Что ты только что сказал, Томми?

— Что у всего есть противоположность.

— Матерь Божья!

— Питер, ты часом, не заболел? Или с пивом что не так?

— Все так, Томми, и я — чемпион по распитию пинт, помнишь?

— Да как же не помнить, Питер. Известный факт.

— А значит, я могу быть чемпионом наоборот.

— Ты о чем, Питер?

— Я могу стать чемпионом по нераспитию пинт.

— Питер, ты лишку хватил, что ли? Жена здорова?

— Томми, унеси пиво. Я теперь чемпион по нераспитию.

Питер забирает кружку у Майки.

— Идем домой к матери, Майки.

— Ты не назвал меня циклопом, пап.

— Потому что ты Майки. Майкл. Мы едем в Англию. Больше пить не будем: ни я, ни ты. И твоя мать больше не будет печь хлеб. Пойдем.

Мы выходим из паба.

— Это все твои чертовы книги, Питер, — кричит Томми нам вслед. — Ты от них умом тронулся.

Питер и Майки идут к себе домой, а мне нужно в церковь Святого Иосифа, поставить свечку, которая меня спасет, но на прилавке в лавке мисс Кунихан лежит огромная плитка ирисок «Кливз» и написано: «Две штуки за пенни». Я помню, что обречен, но у меня так и текут слюнки, и когда я кладу монетку на прилавок, то обещаю про себя Пресвятой Деве, что как только раздобуду еще пенни, сразу же поставлю ей свечку, и пусть она пока уговорит своего Сына отложить приговор.

Даже две ириски когда-нибудь заканчиваются, и теперь пора идти домой к маме, которая пустила в себя папину «забаву», из-за чего я родился раньше срока и вырос ублюдком. Если она хоть слово скажет про красное платье или про что-нибудь еще, я скажу ей, что все знаю, вот она удивится!

В субботу утром я встречаюсь с «Алыми сердцами», мы идем по улице и высматриваем, кого бы победить в футбол. Ребята опять ворчат, что сердца сделаны из платья.

— Не хотите играть в футбол, топайте домой и играйте в куколки с сестрами, — говорит им Билли.

На поле в Баллинакарре какие-то мальчишки гоняют мяч, и Билли зовет их сыграть с нами. У них восемь игроков, а у нас семь, но мы не спорим, потому что у одного их парня глаза нет, и Билли говорит нам обходить его с той стороны, где он не видит.

— А у нас Фрэнки почти слепой, — сообщает Билли. — У него оба глаза болят, а это еще хуже.

Те мальчишки одеты как положено: в сине-белые свитера, белые шорты и настоящие футбольные бутсы.

— Ну и вид у вас, — усмехается один из противников, и Мэйлахи лезет драться, так что нам приходится держать его за руки.

Мы соглашаемся на полчаса игры, потому что потом у ребят из Баллинакарры ленч. Ишь ты, ленч. У всех обед, а у них ленч. Если никто за полчаса не забьет, будет ничья. Мы носимся туда-сюда по полю, и наконец Билли перехватывает передачу, бежит к воротам так быстро и ловко, что никто не может его догнать, и забивает гол. Время почти вышло, баллинакаррские просят еще полчаса, и к концу второго получаса забивают гол. Потом мяч выкатывается за поле. Теперь он наш. Билли стоит на боковой линии, держа мяч над головой, и делает вид, что смотрит на Мэйлахи, но подает мне, и для меня теперь в целом мире существует только мяч. Он подкатывается прямо к моей ноге, так что мне остается только податься чуть влево и отправить мяч прямиком в ворота. Голова у меня наполняется каким-то белым светом, будто я в рай попал. Я «парю» над полем, а потом «Алые сердца» дружно хлопают меня по спине и хвалят:

— Отличный гол, Фрэнки, и ты тоже молодец, Билли.

Мы возвращаемся по О’Коннелл-авеню, и я все думаю о том, как мяч подкатился мне прямо к ноге. Не иначе сам Бог послал или Пресвятая Дева Мария, а они никогда бы такого не сделали для того, кто родился не вовремя и обречен на адские муки. Теперь я всю свою жизнь буду помнить этот пас от Билли Кэмпбелла и этот гол.

* * *

Мама встречает Брайди Хэннон с матерью, и те говорят ей, что у мистера Хэннона с ногами совсем плохо. Бедняга с утра до вечера развозит на огромной телеге уголь и торф со складов на Док-роуд, а после такого сущее мучение на велосипеде домой добираться. Платят ему за работу с восьми утра до полшестого вечера, а ведь упряжь готовить надо задолго до восьми и в стойло коня отводить после половины шестого. С телеги этой то слезь, то залезь обратно, мешки погрузи да разгрузи да еще следи, чтоб бинты на ногах весь день продержались, а то грязь в раны попадет. Вот повязки и прилипают намертво, потом отдирать дома приходится. Миссис Хэннон промывает раны теплой водой с мылом, мазь накладывает и перевязывает чистыми бинтами. Новые каждый день покупать не на что, а старые-то уж вконец застиранные.

Мама советует сводить мистера Хэннона к врачу.

— Да уж сто раз ходил, толку-то. Велят ногам отдых дать и все. А какой тут отдых, коли работать надо? Жить-то на что?