Прах человеческий

«Ашкелон» вздрогнул и завибрировал, после чего заскользил гладко. Очевидно, мы достигли границы атмосферы спутника и вышли в космос. Я не глядя понял, что Колхида осталась далеко позади. Ощутил эффект супрессионного поля, включенного еще на старте. Олива объявил, что мы вышли из поля притяжения Колхиды и газового гиганта Атласа. Я представил их в виде непохожих друг на друга глаз – один голубой, поменьше, другой рыжий, гораздо крупнее. Они провожали нас взглядом. Пройдет несколько часов, и мы окажемся на безопасном расстоянии для прыжка в варп.

Нас ждал Несс, а за Нессом – император и враг. Размышляя об этом, я растирал плечо, чувствуя пальцами напряженные струны мышц и шрамы.

– На Нессе, – сказал я, словно отвечая на последнюю реплику Валки. – Схожу к врачу на Нессе. Там у нас будет уйма времени. Кто знает, когда поступят новые распоряжения. Успею.

Я произнес это как можно спокойнее, чувствуя, что не прощу себе, если позволю снедающей меня тоске вырваться наружу. Я очень хотел вылечиться! За все годы на борту «Ашкелона» и на Колхиде меня ни на миг не отпускала боль, оставшаяся после Дхаран-Туна. Каждое утро я просыпался от тупого нытья старых ран, каждый день разжигал новую боль неловкими движениями.

«Хватит, – взмолился я про себя. – Довольно».

На Нессе имперские лекари могли восстановить мое плечо, залатать шрамы, оставшиеся на месте содранной рабами Дораяики кожи. На Нессе мне могли заново вырастить пальцы, откушенные Дораяикой. Возможно, даже кости. В конце концов, Кхарн Сагара полностью заменил мою левую руку. Но у него – у них – на это было лишь две недели, и поэтому кости пришлось поставить адамантовые, а не выращивать натуральные.

Заметив свое отражение в зеркале на стене, я дотронулся рукой – подарком Кхарна – до разорванной щеки.

– Может, и на это найдется время.

– Ох, не знаю, – сказала Валка и вздернула бровь. – Вообще-то, мне нравятся шрамы.

Я тихо рассмеялся. Она всегда находила способ вытащить меня из ям, которые я сам себе рыл. Но, вспомнив напускную веселость Оливы, я резко запнулся.

Растянувшись в изножье кровати, я вполоборота повернулся к Валке.

– Как-то непривычно снова куда-то двигаться.

– В смысле, лететь?

– В смысле, двигаться вперед, – пояснил я. – Мы девять лет прожили на Колхиде, а кажется, прибыли только вчера. – Я втянул воздух. – На Актеруму время словно остановилось. Как будто я уснул и до сих пор жду, что проснусь.

Валка придвинулась ближе, и матрас прогнулся. Слабо запахло ладаном и сандаловым деревом. Знакомым маслом для ванны. Время действительно застыло.

– Для тебя – может быть. – Она постучала по голове татуированным пальцем. – Но не для меня.

Для нее время никогда не становилось аморфным.

– Смерть Гибсона как будто вновь запустила ход времени. – Я тряхнул головой. – Не могу поверить, что его больше нет. Я ведь уже дважды думал, что никогда его не увижу, а выходило иначе… Но на этот раз он в самом деле умер.

Я резко вдохнул, раздувая ноздри, и поднял взгляд к гладкому металлическому потолку, к тонкому проему в титане, откуда лился мерцающий белый свет.

– Принц Филипп Бурбон… – прошептал я.

Валка сидела, почти не шевелясь, лишь положила левую руку мне на колено.

– Тор Гибсон, – поправила она с нажимом, от которого могли пошатнуться даже основы мироздания. – Ты ведь читал его письмо.

– Я убил его сына.

Мне вспомнился грузный Августин Бурбон, в утонченной бело-голубой мантии, и Бандит, входящий в медику после Сиран.

«Я хочу заказать убийство, – сказал я ему. – Устрой все так, чтобы оно случилось после того, как мы улетим».

– Не желаю больше слышать об этом, – заявила Валка, убирая руку.

Мы обсуждали это уже десятки раз в квартире, выделенной нам генерал-губернатором.

– Он это знал, – сказала она. – И простил тебя.

– Откуда ты знаешь?

– Я умею читать, anaryan, – беззлобно съязвила она. – Думала, ты тоже умеешь.

Я невольно усмехнулся:

– Он рассказывал тебе о своем прошлом?

– Нет. Думаю, он не хотел, чтобы нам это стало известно. Не хотел возлагать на твои плечи дополнительный груз. Он не рассказывал, чтобы ты не страдал.

Валка принялась распутывать косу. Красно-черные волосы отросли так, что иногда она казалась совершенно иной женщиной, нежели та, которую я давным-давно встретил в замке Балиана Матаро.

– Вместо этого он горы свернул, чтобы вновь увидеться с тобой, чтобы дождаться твоего возвращения. Почему? Потому что верил, что ты вернешься. Цеплялся за крошечный шанс, что ты вернешься и будешь в нем нуждаться. – Она потянулась и погладила мою израненную щеку. – Адриан, рано или поздно тебе придется смириться с тем, что есть люди, которые тебя любят. Гибсон любил. И я люблю.