Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением (методика «семь радикалов»)

И, как вы догадываетесь, не в лучшую сторону. Они повреждаются (если не погибают!) и восстановлению в прежнем виде не подлежат. Эти неприятности и есть на языке физиологии органические (т. е. необратимые) изменения.

Кору головного мозга человека образуют, по одним подсчетам — 9, по другим — 14 миллиардов нейронов. Всех, как говорится, «не задушишь, не убьешь». Органический процесс в интересующем нас случае, не доходя до уровня заболевания (т. е. оставляя мозг во вполне работоспособном состоянии), тем не менее, делает свое черное дело, ухудшая, прежде всего, скорость обработки информации.

Представьте себе, что в вашем персональном компьютере процессор, скажем, Pentium-4, заменен на 386-й. Представили? Нечто подобное происходит и с пострадавшими нейронами. Они начинают значительно медленнее, чем их неповрежденные собратья, решать возложенные на них информационные задачи. Снижаются не только быстродействие, но и максимальные объемы оперативной и долговременной памяти. И в сложных нейронных ансамблях, обеспечивающих нашу с вами психическую деятельность — мышление, эмоции, речь и т. д., — появляется слабое звено.

Вы прекрасно знаете, коллеги, как развиваются события, когда, скажем, какое-то подразделение фирмы плохо справляется со своими обязанностями, работает с перегрузкой и к тому же медленно. Мало того, что страдает эффективность производства, но и психологический климат в коллективе резко ухудшается. Ширятся и растут взаимные претензии, недоверие, раздражение, накапливается агрессия. Этот пример в контексте обсуждения внутренних условий эпилептоидного радикала не случаен. Похожая модель складывается и в нервной системе, прежде всего головном мозге, эпилептоида.

В грубом приближении к действительности (попробуем нарисовать некий образ!), происходит следующее. В подпорченных органическими изменениями участках коры (и в т. н. подкорковых структурах) головного мозга накапливается, застаивается возбуждение. Так в узких местах дороги скапливаются автомобили, образуя «пробки». Так на столе у нерадивого, неумелого, медлительного клерка собирается ворох всевозможных бумаг.

Возбуждение растет, захватывает соседние участки мозга и, не находя адекватного выхода (не получая разрядки посредством мышечного или интеллектуального действия), перерастает в раздражение. В свою очередь, раздражение, достигая своего пика, прорывает заслон самоконтроля, резко вырывается наружу, проявляясь на поведенческом уровне вспышкой агрессии (физической и/или словесной).

Отметим, что эта последовательность состояний: застой возбуждения — раздражение — агрессия, не зависит от воли, желания человека, наделенного эпилептоидным радикалом.

Она практически не зависит и от каких-то единичных внешних обстоятельств, поскольку предопределена описанными выше особенностями нервной системы, то есть «внутренними условиями». Внешние сигналы играют в этих случаях роль повода, а люди, от которых они исходят, — мишени, подвернувшейся под руку стрелку, у которого палец уже давно напряженно впивается в спусковой крючок.

Немотивированные вспышки агрессии, управлять которыми эпилептоид не властен, чем-то напоминают столь же немотивированные приступы мышечных судорог у больных эпилепсией. Отсюда и сходство в названиях.

Но не одними «вспышками» жив эпилептоид. Постоянно присутствующее в его нервной системе напряжение (из-за информационных перегрузок оно присутствует почти все время, кроме периодов, непосредственно следующих за «вспышкой», — тогда эпилептоид погружается в полную апатию, безразличие, хоть танцуй у него на голове) рождает чувство тревоги. Тревога — это переживание надвигающейся опасности. *

*Чего боится эпилептоид? Всего, что предполагает излишнюю информационную нагрузку, прежде всего неуправляемого поведения окружающих. Тревога — неизменная спутница слабости, а его нервная система ослаблена.

Следует сказать, что, выдержав испытание естественным отбором, в качестве эффективных механизмов выживания эволюционно закрепились три основные формы реакции животного на опасность: бегство, т. н. «мнимая смерть» и агрессия.

Как известно, ничто звериное человеку не чуждо. Перечисленные реакции нашли отражение в нашем поведении в экстремальных ситуациях, да и в повседневном поведении тоже. Вспомните истероидный радикал. Разве присущий ему уход от неприятных, психотравмирующих переживаний в мир иллюзорного благополучия — это не символика бегства? Да, что там символика! Истероидам в самом прямом смысле свойственно убегать от опасности, из ситуации, в которой они (даже они!) не видят возможности сохранить хотя бы внешнее достоинство. Эта их особенность получила соответствующее название — «фуги-формная реакция» (от латинского fuga — скачка, быстрый бег, бегство).

В качестве примера фугиформной реакции вот вам, коллеги, реальный случай: