Практикум для теоретика

Комнаты нам отвели весьма умно: не в главном здании, а в маленьком флигеле в саду. Какой‑то предок Горана построил его для фаворитки, затем все последующие короли использовали это помещение как временное убежище для тех, кого король хотел иметь под рукой, но кому лучше было при дворе не показываться. Любовницы на пару ночей, тайные агенты… Теперь мы попали в ту же категорию.

О парковом флигеле нам рассказал тот же тип, который нас туда отвел. Заодно пообещал кормить, поить и снабжать всем необходимым, начиная от белья и зубных щеток и кончая бальными туалетами. Попросил каждого написать список, чтобы забрать и доставить нужное из наших квартир. Конраду пришлось дать ему амулет — ключ и научить им пользоваться, пока я писала список.

Нам с Конрадом предоставили одну комнату на двоих, а Рика поселили отдельно. Думала, он задержится, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, а он помахал нам ручкой, ушел к себе и дверь закрыл.

Сейчас я хорошо прочувствовала на себе, что значит Конрад на меня обижен. Вместо того, чтобы поговорить со мной или приласкать, он выбрал самый сел в кресло, достал из кармана небольшой томик и углубился в чтение. Вроде раз я все решаю сама, то и в остальном могу без него обходиться. Ему хорошо, есть что почитать, а у меня не нашлось и такого занятия. Пришлось плюхнуться на кровать и сделать вид, что сплю.

По ходу дело меня распирало от нехороших предчувствий. Обычно я им не подвержена, но тут… Заперли в чужом помещении, делать нечего, зато думать можно обо многом, особенно в условиях недостатка информации. Вот я и пережевывала все, что узнала, рассматривая со всех сторон и пытаясь догадаться о том, чего не знала. От ментальной жвачки очень быстро начала болеть голова, а мысли тали путаться. Этак с ума сойти недолго.

К счастью, Конраду надоело сидеть в кресле и он улегся на кровать рядом со мной. Сделал это так, что можно было подумать: меня здесь нет. А вот и неправда! Вот она я!

Если завтра нас могут убить, то зачем сегодня портить себе жизнь и воротить друг от друга нос?

Подвалилась ему под бочок, потерлась щекой о рукав, просунула пальцы туда, где застегивается рубашка, и начала расстегивать пуговичка за пуговичкой. На третьей Конрад сдался.

— Одуванчик мой! — выдохнул он мне в макушку.

А мне вдруг так тепло стало… Раз "одуванчик", значит больше не злится. Понял и простил.

Книга полетела на пол. Теперь его руки ловко расстегивали мое платье, а его губы блуждали по моей шее. Да, в таких условиях я готова тут сутки безвылазно просидеть.

В общем, когда слуга принес нам ужин, я только забилась поглубже под одеяло. Чтобы предстать перед лакеем мне пришлось бы очень долго одеваться. Рубашки бы точно не хватило. Конрад же обошелся штанами. Мужчины в этом отношении имеют определенные преимущества.

Ели мы, сидя на постели. Попутно Кон изложил мне содержание своей беседы с королем Губертом.

Оказывается, монарх подозревал о существовании брата — бастарда, но ничего не знал точно. Он прочел об этом дневниках своего отца после его смерти, но там все было так зашифровано, что точных данных король не получил. Ни имени, ни фамилии дамы и младенца он так и не выяснил. Оставалось присматриваться к подданным: кровь королей — не водица, семейное сходство по мужской линии сохранялось в ней на протяжении столетий.

Но никого, похожего на него самого, Губерт за эти годы не увидел и успокоился. Решил, что дитя, скорее всего, просто не выжило. Если учесть активность королевы — матери, то это было вполне здравое предположение. Так что явление Конрада было для короля легким потрясением. К счастью, мое письмо его подготовило, а то шок мог быть гораздо сильнее им глубже.

Король прекрасно понимал, что незаконный сын его отца мог стать для него опасным конкурентом. Много лет в стране была тишь да гладь, но не всем это нравилось. Есть те, которые в такое благодатное время теряют свое значение и свои доходы, поэтому не так давно в Гремоне снова начались смуты. Губерт никак не мог выяснить точно, кто за ними стоит, чего добивается и на что надеется.

Мое письмо открыло ему глаза.

Фар Арвили всегда были очень близки к престолу, хотя сами никаких прав на него не имели. Это обстоятельство давало королю возможность им доверять. Как выяснилось, напрасно.

Узнав от меня о деятельности Эберхарда, Губерт прижал Герхарда и тот выложил ему все, что знал и что только подозревал.

Старого фар Арвиля раздражало то, что он сам и его семья теряют свое влияние. Сам король давно не пользовался его советами и держал при дворе как декоративную фигуру. Его дети — принцы и вообще смотрели на старика — дипломата как на музейный экспонат, а его попытки что‑то им посоветовать встречали здоровым смехом. Эберхард же не приобрел серьезного влияния, потому что отец до последнего времени держал его подальше от важных дел.