Потом Сулейман похлопал в свои мягкие ладоши.
Слуги разом подняли крышечки.
Артур поморщился:
Он ненавидел кровавый смрад.
А крови было много, она разливалась фонтанами. Свежие человеческие внутренности лежали на подносах: лежали глаза, уши; лежали трахеи, набитые нежным розовым мясом; лежала кровавая запеканка, ещё сохранившая очертания человеческой ноги; лежали рваные губы, раздробленные в кровавый паштет… Лежали даже зубы с красными корешками. Сулейман взял один такой зубчик и высосал из него корешок, после чего положил белый зубок назад, на маленькую тарелочку для закусок.
Перед Артуром тоже было блюдце: с него на мужчину смотрела целая отрубленная голова. Артур посмотрел сперва в её пустые глазницы, а потом на размякшего в светлой улыбке старичка, и слегка наклонил голову:
— Это провокация? — спросил мужчина.
Белая рука у него на плече промолчала.
Вдруг старичок приподнялся и похлопал в ладоши:
— Главное блюдо, пожалуйста! Спасибо, — сказал он и плюхнулся назад, весело, как ребёнок, ударяя ножками в пол. Пришли ещё слуги в чёрных мантиях и принесли поднос, огромный, как целый гроб. Его поставили на столик сбивая все остальные блюда и сняли с него крышку. Зазвучало шипение.
На подносе лежала совершенно голая девушка примерно шестнадцати лет. Её руки и ноги были сломаны и скручены, и едва-едва заметно дрожали. В трахею девушки было вставлено несколько спиц, — чтобы она не могла кричать, догадался Артур благодаря своим знаниям анатомии, — живот девушки, от горла и до паха, был вспорот и разведён деревянными лопатками. Внутри неё в красной густоте дрожало маленькое сердце. Старичок глубоко вдохнул аромат внутренностей девушки — её глаза были закрыты, но веки подрагивали, разливая быстрые потоки слёз, — и достал железную трубочку. Старичок вонзил её прямо в сердце девушки, но очень осторожно, и приставил к ней свои белые, толстые губы. Прошло несколько секунд. Старичок отвёл губы от трубочки и белым платочком вытер с них кровинку:
— Простите, Императрица. Мой старый грех, души не чаю в живом сердце. А когда оно само, биением своей жизни изливается в твоё горло… О, прекраснейшее из мирских благ.
— Су…лейман… — проговорила рука и печально опустила пальцы.
— Что такое, Императрица? — спросил старичок, широко открывая свои алые глаза, словно невинный ребёнок.
Артур повернулся к руке и спросил сухим голосом:
— Это провокация?
Рука помолчала. Ответила:
— Да…
Секунду спустя мелькнула молния и мягкая рука старика вдавила Артура в колонну и пронзила его грудь…
184. 1/6
184. 1/6
Мягкая рука старичка пригвоздила Артура к мраморной колонне. Острые когти вонзились в живот мага, разрывая его желудок. На губы мужчины выступила кровь.
Он немного согнулся, не сводя при этом глаз со старичка: в собственных алых зрачках вампира сверкал хищный, презрительный и голодный азарт.
Вокруг разразилась страшная какофония писка, — слуги в чёрных мантия разом перевоплотились в вихрь летучих мышей. Они заблестели своими белыми зубками и набросились на мужчину, пожирая его кожу, сдирая мясо с его белого черепа… Артур вытянул сжатую руку. Мыши набросились на неё и стали раздирать его пальцы, откусывая от них кусочки мяса, — чёрные, мохнатые мордашки обливались кровью, — кулак Артура раскрылся, и выпали закрытые серебристые часики.
Они стукнулись о залитый кровью мрамор, звякнули, подпрыгнули и открылись.
Артур открыл глаза.
Несколько чёрных слуг внесли огромный, точно гроб, поднос. Они водрузили его на стол, сбивая все прочие кушанья — кровавые ошмётки летели на землю. Сулейман поднялся, и мгновение спустя дёрнулся и нахмурился — его собеседника, человека, больше не было. На его месте зияла странная трещинка посреди воздуха. Сулейман нахмурился и не обращая внимания на сухое шипение связанной и вспоротой девушки, — главного блюда, — прошёлся резким шагом вокруг стола и заглянул в трещинку. В ней он разглядел мужчину, висящего у подножия чёрных облаков. Это был тот самый человек. Он вытянул руку и щёлкнул пальцами.
Яркий свет охватил старика.
Светом вспыхнул весь храм. Свет казался таким ярким, что будто бы просвечивал мраморные колонны насквозь. Свет пронзил заросли уродливых трав, — они извивались в темноте, и вдруг все застыли на свету. Травы медленно, медленно вытянулись… И посыпались в прах. Ветра света завывали по земле. Внутри света разгоралось пламя. Вдруг вспыхнул яркий взрыв, и всё в радиусе целого километра поглотила разом набухшая пламенная волна.
Артур наблюдал за нею стоя в небесах. Мужчина был спокоен и внимателен. Он подорвал больше трёх сотен самоцветов, — великая мощь, — и всё же понимал, что этого было далеко не достаточно, чтобы убить его противника.
И действительно, спустя менее секунды из пламенной бездны стали вырываться огромные, мохнатые чёрные крылья. Из пламени вытянулась яростно ревущая пасть. Огромная летучая мышь, с размахом крыльев в сотни метров, сбрасывала с себя опалённую кожу и с рёвом возвышалась к облакам. Каждым взмахом своих титанических крыльев она разметала пламя, и вскоре снова различимой стала земля.