Пращуры русичей

– Но, я стар и не могу иметь детей, – взмолился князь. – У женщин, что делили со мной ложе, чрево остаётся пустым!

Маленький жрец снова улыбнулся:

– Твои земли, князь, погрязли в усобицах. Вожди плёмён грызутся меж собой, и готовы за шкурку бобра пролить реки крови, и только ты можешь это пресечь. В тебе ещё есть силы, есть мощь. Ты должен править, до тех пор, пока на смену тебе не придёт тот – другой. Таков твой удел.

– Но, кто же он? Кто мой наследник?

Жрец развёл руками:

– То мне не ведомо. Жди, князь и, боги пошлют знак. Ты должен лишь его распознать. Проклятие не вечно. Будь терпелив, и мечты исполнятся.

5

Вьюга не утихала всю ночь. Снег валил и валил, заметая дороги пушистым ковром. Даже сторожевые псы, нахальные и задиристые, не высовывали мокрых носов, спали в конурках, свернувшись клубочками. «Когда на улице такое, приятно ощущать тепло очага, слушать треск дровишек, вдыхать горьковатый аромат печного дыма, – рассуждал князь, ворочаясь в постели. – В такие ночи обычно хорошо спится».

Но ему не спалось.

Князь поднялся, подошёл к двери, прислушался. Из сеней раздавался заливистый храп прислуги.

Вон как сопят. Когда на душе легко, и телу покой. Князь подошёл к окну, вгляделся в ночь. Спина побаливала, в висках стучало. Снег валил так, что на расстоянии десятка шагов не было видно ни зги. «К утру ворота заметёт, не отворишь». За окном промелькнула тень. Он разглядел два силуэта. Кому это дома не сидится? Старик разглядывал незваных гостей. Заблудились никак. А стража где?

– Самошка! – князь окрикнул челядина. – А ну, подь, глянь. Кто в ворота ломится!

Храп за дверью тут же прекратился. Самошка – грузный розовощёкий парень, накинув мохнатый треух, валенки и тулупчик, громко топая, поплёлся во двор. Через несколько минут он, трясущийся от холода, вбежал в сени:

– Бродяжки какие то, к тебе пришли, мужик да малец. Гнать прикажешь? – заспанный прислужник стряхнул с одежды прилипший снег.

– А чего хотят?

– От сынка, говорят, твоего явились. Во брешут, дурни, – Самошка похлопал себя по лбу.

– Что? – Гостомысл оживился. – А ну, тащи их сюда!

Князь погрозил увальню кулаком. Самошка бросился выполнять приказ.

6

– Я ведь и знать не знал, что он княжич. Заявились ночью, да с детёнком малым. Переночевать мол. А мы то, что? Чай не нелюди, не на морозе ж их держать, – сухощавый чудин5 комкал пальцами мохнатый треух.

Князь смотрел на ночного гостя с волнением: неопределённого возраста, с куцей бородёнкой, на правой руке вместо двух пальцев – короткие культи. Гостомысл перевёл взгляд на второго: мальчик, лет пяти-шести даже не снял шапки.

– На наше огнище6 редко кто наведывался, далеко оно от прочих поселений стояло.

Чудин продолжил рассказ, поведав, как гости: Выбор и его женщина с малым сыном поселились в его доме.

– А княжич то был, не дать не взять, работящий. Работы не чурался. Хоть на охоту, хоть в поле. Дров, бывало, наколет и воды принесёт. Ни в жизь бы не подумал, что из знати.

Гостомысл слушал с волнением.

– А вот женщина не такой оказалась, надменная была. Ни слова доброго от неё, ни помощи не дождёшься. Вот уж она-то точно, будто княжна… – говоривший осёкся – …была. Может статься оттого, что дитё носила. Через полгода пришла пора ей рожать, но – чудин шмыгнул носом – кровью изошла, прибрали бабу боги.

– А ребёнок? – Гостомысл впервые перебил гостя.

– Пожил малость, да тоже преставился, ох отец его и горевал.

Гостомысл побелел, руки задрожали. Сразу вспомнились слова: «разлучница», «смерть ребёнка».

– То, что горевал, понятно, но с ним самим-то, что стало?

Голос князя дрожал. Вьюга за окном не утихала. Огонь в печи ослаб, и Самошка, видя, что хозяин весь затрясся, подкинул дров.

– Схоронили мы женщину с младенчиком, а сын твой князь подле них остался. Больше года смурной ходил, всё молчал.

– Что ж он домой то не шёл, упрямец! – князь хлопнул себя ладонью по колену.

– Всё вот об этом пёкся, – чудин указал на мальчика. – А потом пожаловали к нам люди недобрые – тати7 лесные. Дом спалили, добро взяли, да всю семью мою порезали, – рассказчик сглотнул. – Жену да дочек обеих, брата жениного да трёх работников. И нам бы конец, да сын твой князь не прост оказался. Четверых злодеев топором порубил, остальные сбегли.

– Ну а сам то что? Выжил?

– Где там выжил? Стрела его достала, помер твой сын, прям на моих руках. Вот перед смертью только и открылся: «Сын я – говорит – княжий. Возьми мальчишку и сведи Новгород. Пусть отец обиду забудет, да о приёмыше моём позаботится».

Гостомысл опустился на ложе. Слёзы текли по щекам старика, и он не пытался их скрыть:

– Что же ты сынок домой не вернулся? Это я дурень старый во всём виноват, не остановил тебя тогда, не вернул.

В висках стучало. Жуткая боль щемила грудь. Князь сделал глубокий вдох и посмотрел на мальчика. Тот стоял, шмыгал носом, но держался важно, с достоинством. Вода стекала с потрёпанного тулупчика на половые доски.