«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

«На этот раз» можно было бы назвать преуменьшением года, ибо эти «разы» продолжали повторяться с завидной регулярностью - а именно с той, с какой приходили рукописные послания Маклакова:

«Я в Вашем письме, несмотря на все старания, не разобрал, что именно Вы в его книге прочли "с ужасом" ("рассказ о последних годах"... Чего? Или кого?)»[63].

«Я Ваши письма всегда читаю три раза: в первый раз "начерно", пытаюсь разобрать основное содержание, а дальше уже разбираю, как могу и далеко не всегда удачно, каждую строку. Теперь при первом чтении взволновался: Вы пишете в 5 часов утра и говорите, что письмо "довольно неожиданное по содержанию"? Потом долго разбирал, большую часть разобрал, но не совсем понял. Вы приводите в порядок бумаги, но ч т о Вы хотите с ними делать? И почему это Вас тревожит? И могу ли я чем-либо тут Вам помочь? Я с радостью сделаю все возможное. Тронут тем, что Вы обратились ко мне. Кое-что все-таки не разобрал, - не главное ли? Это меня немного беспокоит. Пожалуйста, если я главного не понял, напишите только одну страницу, - пока у Вас рука не устает, я кое-как разбираю»[64]

.

Наконец, в одном из последних писем:

«Вы правильно угадали причину того, что я не писал Вам со дня Ваших именин: действительно, я ничего не разобрал в предпоследнем Вашем письме и почти ничего, кроме 3-4 строк, в только что полученном. Просто не знаю, что делать: как отвечать, когда не знаешь, на что?»[65]

Иногда Алданов возвращал письма Маклакову, чтобы тот отдал перепечатать или переписал, предположительно более разборчиво, ту или иную страницу. После получения одного из таких возвращенных текстов, Маклаков признался: «Теперь почерк так испортился, что я сам не разбираю, что написал»[66]

.

Алданов среди корреспондентов Маклакова был, разумеется, не одинок. Ариадна Тыркова сетовала, что ей трудно разбирать маклаковские «мушиные лапки»[67] и нередко отвечала на его письма, уловив лишь их общий смысл[68]. Роман Гуль сравнивал почерк Маклакова с иероглифами[69]

. Подобные высказывания и сравнения можно найти у любого из корреспондентов Маклакова.

Да что корреспонденты! Сам Василий Алексеевич частенько не мог разобрать им написанное. Он признавался: «Первого почерка своего я сам не разбираю и должен сначала с него сам для переписывания переписывать»[70].

Однажды Маклаков пытался «для работы» найти какие-то сведения в своем дневнике, который он вел в бытность послом с июля 1917 по ноябрь 1924 г., и пришел к выводу, «что и сам плохо в нем разбираюсь, и что надо бы его переписать»[71]. H.H. Берберова, пытавшаяся читать дневник Маклакова в Гуверовском архиве, писала, что он «неразборчив на 80%, иногда непонятно даже, на каком языке написаны отдельные страницы - на русском или французском». Это, пожалуй, едва ли не единcтвенное утверждение, c которым можно согласиться в ее состоящей из ошибок, а местами намеренно лживой книге[72]

.

Более чем прав был Алданов, когда писал:

«Ох, много будет трудиться Ваш биограф, "читая" Ваши письма в архивах. Вы оказываете ему плохую услугу, - я помню, как интересны и ценны были Ваши письма, переписанные на машинке»[73].

«Расшифровка» (впрочем, это слово в данном случае можно употребить и без кавычек) собственноручных писем Маклакова являлась, пожалуй, наиболее сложной задачей при подготовке данной публикации. По счастью для его корреспондентов - и для историков - большинство писем Маклакова - диктовки секретарю или его сестре Марии Алексеевне, или же перепечатки с автографов, выполненные лицами, научившимися за десятилетия разбирать его почерк и имевшими возможность обратиться к нему самому за разъяснениями. В частности, сотрудницей Офиса по делам русских беженцев E.H. Штром. Однако временами, когда «переписчица» (как тогда называли машинистку) была в отпуске или болела сестра, Маклаков писал письма от руки. В 1950-е гг. эти ситуации возникали все чаще, сестра тяжко болела, неоднократно попадала в больницу или находилась в доме отдыха. В результате - большая часть писем Маклакова 1950-х гг. написана от руки.