Вы спрашиваете о всей книжке Возрождения, о перемене «направления». Пока я его еще не вижу. Оно бы всего яснее сказалось в отделе «Дела и люди», который вел Татаринов. Он заболел, легкой формой удара (уже второго), но теперь стал выходить. Не знаю, кто писал статьи этого отдела, в них тоже не вижу перемены. Статья самого Мейера ― фатализм Лермонтова[1768]
, вполне приемлема; он не перешел границы здравого смысла. Поскольку эта книжка должна была быть посвящена Университету, она этой задачи не исполнила. Собственно, ему посвящалась только статья Сперанского[1769]; в ней нет свойственной ему самовлюбленности,Нечто новое в духе Мейера ― содержание статьи Смоленского о Блоке[1770]
. Мысли эти не новы; в Советском Издании «избранных стихотворений» 27 года они затронуты во вступительной статье Верова[1771], хотя, конечно, в другом понимании и освещении. В ней все же нельзя видеть того, что может грозить «Возрождению» ― тенденциозной, обязательной Церковности. Воспоминания Тырковой интересны[1772], но они такие, что были.Я пришлю Вам всю книгу Возрождения, мне интересно Ваше мнение о книжке; Кускова, не видя ее, меня осудила, что я в этой компании. Вы ее мне вернете, когда «Возрождение» дойдет до Вас.
Совершенно с Вами согласен о «Новом Журнале». Очень удачный номер, но какой это Гузенко? Мне его статья не понравилась ― слишком искусственна[1773]
. «Пугает, а мне не страшно»[1774].Вы в «Бреду» с обычным мастерством и верностью нарисовали психологию новых людей, уже сложившихся; я в жизни их не встречал, и потому изображение их действительно производит впечатление «бреда», но что интересно, как такими людьми делаются, как при известных условиях в них превращаются понятные
В этой книжке «Нового Журнала» почти все интересно, я не читал только Ремизова и о «Слове о полку Игореве»[1775]
. Но начал с «Ковалевского», я его хорошо знал, сам часто жил в Болье и бывал у него; знал и его итальянку. Слыхал про его роман с СВ. Ковалевской; несмотря на всю его привлекательность, не вижу его героем романа. Но как ни трудно положение человека, которому приходится отказывать любящей женщине (помните «Верочку» Чехова), он делает это слишком беспощадно; меня резнули [так!] слова письма на стр. 204: «Если бы я любил вас, я написал бы вам другое». Неужели недостаточно сказать, что не любит, а нужно еще приводить доказательства этого. Это уже неделикатно; как будто он ожидает от нее возражений.Статья Керенского, кот. Вы прислали, конечно, любопытна; это могло быть и этого достаточно, чтобы оценить атмосферу, в которой воспитывается
Я недавно получил от А.Ф. интересное письмо, но на политико-философскую (его определение) тему; я бы прибавил к этому ― и неопределенное слово ― религиозную; о существовании в мире добра и зла, их борьбы и смысла «зла». Ведь религия есть «человеческое творчество»; по мнению Гершензона, самое высокое из творчеств; его из скромности назвали «откровением», как поэтическое творчество «вдохновением». Разница между всеми ними количественна, а не качественна. И о терминологии спорить не стоит. А что такое «творчество», когда-то объяснил Л.М. Лопатин. Вся духовная жизнь на нем основана.
Машинопись. Подлинник.
BAR. 5-30.
М.А. Алданов ― В.А. Маклакову, 8 февраля 1955
8 февраля 1955
Дорогой Василий Алексеевич.
Сегодня утром получил от Вас «Возрождение» и оттиск Вашей статьи. Как я и думал, она чрезвычайно интересна. Подробнее о ней напишу Вам в следующем письме. Тогда же с благодарностью верну журнал. Еще ничего не прочел, кроме Вашей статьи. Сегодня тороплюсь. От души благодарю за статью.
Искренно рад, что «Бред» Вам нравится. Книга «Нового Журнала» интересна и разнообразна. Меня тоже в письме М. Ковалевского резнула своей жестокостью та фраза, которую Вы приводите. В новом свете и Софья К[овалевская]. ― Я никак не думал, что он ее считал истеричкой. Может быть, так оно и было.