Правда и Небыль

Ретроспектива. Грачёва. Дронова. Юрьев

19 августа нынешнего года

Ресторан «Традот», Москва.

Иверский бульвар, 36

Они сидели на крыше ресторана «Традот». Было лето, над Москвой плыли высокие облака. Дронова тянула мохито, а Юрьев пил чай и время от времени отвечал на звонки.

— Искусство — это секс, только без физического контакта, — рассуждала Грачёва. — Идеальное восприятие достигается только при личном контакте с произведением. Без посторонних.

— А как же толпа в музее? — Дронова приподняла бровь.

Грачёва поняла, что она вообразила, и иронически улыбнулась.

— Я всегда выражаюсь точно, — отрезала она. — Я не сказала «в одиночестве». Я сказала — «без посторонних». Те, кто пришли за тем же самым, что и вы, не посторонние. Их присутствие не стесняет. Иногда даже заводит.

Дронова не выдержала и рассмеялась, прикрывая рот ладошкой.

— Извините, — церемонно проговорила Грачёва. — Я в том возрасте, когда можно шутить о сексе.

— И в той форме, когда можно шутить о возрасте. — Дронова показала настоящий класс: отпарировала комплиментом.

Юрьев оценил фразу. Про Грачёву говорили — «женщина без возраста, но с положением». Это было абсолютно, стопроцентно точно. Грачёвой было не «за сорок» и даже не «за пятьдесят» — у неё просто не было возраста. Нет, она не молодилась, не бегала к пластическим хирургам, презирала диеты, а физические упражнения считала чем-то вульгарным. Дело было в умении жить — трудноопределимой смеси способностей и навыков, которыми обладали очень, очень немногие. У Светланы Владимировны это было.

— Ну, значит, мы друг друга поняли, — продолжила Грачёва без малейшего смущения. — Так вот, свои не мешают. Ни посетители, ни работники музея. Но вот чужие сбивают весь настрой. Если уж мы пошли по пути рискованных метафор… представьте себе, Ирина, что у вас романтическое свидание с любимым человеком. Вы пригласили бы на него… ну, скажем, этого вашего Хорькова? Чтобы стоял у двери и свечку держал? И всем своим видом показывал своё отношение к происходящему?

— Гоманькова, — поправил Грачёву Юрьев. Он не выдержал и засмеялся в голос: он очень живо представил себе физиономию Ивана Ивановича в такой ситуации.

Дронова где-то секунду раздумывала, как играть дальше: обидеться или присоединиться к веселью? Решила, что в сложившейся ситуации выгоднее второе, и засмеялась тоже.

— Ну вот видите, — вышла на финальную часть речи Грачёва. — А теперь представьте: в каждом зале стоят хмурые люди, которым искусство… — она намеренно сделала паузу, — абсолютно ненужно и непонятно. И людей, которые этим интересуются, они считают кем-то вроде извращенцев. Как вы думаете, им это понравится?

Алексей Михайлович машинально отметил оборот «кем-то». Обычный человек наверняка бы сказал «чем-то». Светлана Владимировна и в самом деле выражалась точно.

Он подумал ещё немного. Грачёва разыграла сцену как по нотам. Разговоры на интимные темы всегда волнуют и растормаживают воображение. Подготовив почву, музейщица закинула в его воображение запоминающийся и очень неприятный образ. В который красиво вписала Гоманькова, то есть своего основного оппонента по обсуждаемому вопросу. Манипуляция, конечно. Но первоклассная, отлично исполненная манипуляция.

Юрьев покосился на Дронову и понял, что та уже на стороне Грачёвой.

12:05. Грачёва. Юрьев

Арт-музей

— Лёша, — сказала Грачёва, теребя в руке незажжённую сигарету. — Лёша, прости меня. Я… я просто не знаю, что тебе сказать. Какой-то позор.

— Светлана Владимировна, ну пожалуйста… не надо… — Юрьев чуть приблизился к женщине, не нарушая границы её личного пространства: он знал, что на это Грачёва реагирует нервно. — Сейчас нам нужны не эмоции, вздохи, охи, сожаления и извинения, а информация. Расскажите, пожалуйста, максимально подробно, как всё произошло.

Он был зол на неё — и в то же время понимал, что женщина не виновата. Она всё делала правильно — в своей системе координат. Светлана Владимировна была искренне заинтересована в успехе выставки. Мероприятие такого уровня повышало репутацию музея, а значит, и её репутацию, которой Грачёва очень дорожила.

Юрьев смотрел, как музейщица собирается с мыслями, и думал о том, как ей удалось стать тем, кем она стала.

Начало её биографии было благополучным, но бесперспективным. Она была из номенклатурной советской семьи. Избалованная отсутствием проблем, крутилась в богемной среде, не видя нужды и потребности трудиться. Безвестные молодые художники, поэты без единой публикации, музыканты с вершиной карьерных достижений в виде концерта в районном Доме культуры — таков был круг общения юной Светланы. Замуж она вышла за известного художника. Знакомство с успешными, уверенными в себе представителями богемы научило её разбираться в живописи по-настоящему.