Правда и Небыль

Когда Лёша учился в восьмом классе, его товарищ Колька Синицын доложил ему, что в спортзале близлежащей школы по вечерам занимаются каратисты. Юрьеву с дружком захотелось присоединиться к людям в белых кимоно, размахивающим руками и ногами с криками «кия». Сенсей по имени Женя, к которому им посоветовали обратиться, внимательно оглядев худосочных парней, подумал минуты две и после пары-тройки вопросов согласился взять новичков в свою группу за 10 рублей в месяц. Женя на вид был самым обыкновенным молодым человеком лет тридцати. Однако к окончанию тренировки за ним приезжала серая «Волга» с рацией, увозившая сенсея в ночь. Юрьев как-то поинтересовался, чем таким занимается Евгений, что его возит «Волга». На этот вопрос тренер пообещал ответить при условии, что Лёша сдаст экзамен на жёлтый пояс. Юрьев справился с поставленной задачей, и через два месяца, когда пришла пора платить по векселям, сенсей распахнул дверь «Волги» и широким жестом пригласил свежеиспечённого обладателя жёлтого пояса покататься по вечерней Москве. В пути выяснилось, что Женя служит прапорщиком в легендарной «семёрке», седьмом управлении КГБ СССР, занимавшимся наружным наблюдением за кем надо. Три часа Юрьев, Женя, водитель Серёжа и молодой паренёк Гоша, сослуживец сенсея, то гоняли по городу, то стояли в самых неожиданных местах, координируя свои действия по рации с экипажами ещё трёх таких же серых и белых «Волг». «Семерочники» виртуозно вели неприметного очкарика под оперативным псевдонимом Плешивый, который, по словам Жени, был установленным сотрудником американской разведки, работавшим под дипломатическим прикрытием. Сенсей показывал, как очкарик пытается проверяться, следят за ним или нет, но класс советских «семёрочников» позволял им играть с дипломатом как кошка с мышкой.

В какой-то момент тренер предложил Алексею подойти к Плешивому, попросить закурить и заодно посмотреть, оттопырен у него карман или нет и не лежит ли там что-нибудь. «Ты, Лёш, главное, не бойся ничего. Мужик он тихий, сам пугливый, не кусается. Тебе четырнадцать, у нас такие не служат. Шпийён (Женя почему-то вместо слова «шпион» всегда говорил «шпийён») тебя не заподозрит, а мы-то уже могли примелькаться», – успокаивал подопечного наставник. Юрьев на ватных ногах двинулся к дипломату, как мог уверенно спросил, не найдется ли у дяденьки закурить, и наткнулся на настороженный взгляд очкарика, который запомнил на всю жизнь. Карман у Плешивого был слегка оттопырен, из него торчало что-то похожее на камень. «Я нэ курю, – на ломаном русском отрезал шпион. – И вам, молодой чэловэк, нэ совэтую».

Это было давно. Но время, столкнувшись с памятью, узнавало о своём бесправии. Юрьев на всю жизнь запомнил замечания прапорщика Жени о том, как надо правильно проверяться на предмет выявления слежки. От предложения подумать о работе в «семёрке» Лёша, недолго думая, отказался. У него были свои планы на жизнь. Он хотел поступать в МГИМО. Хотя экипаж «Волги» сумел немного заразить его романтикой ночных погонь и томительных ожиданий. Было в этом что-то. Лёше пришлось дать честное комсомольское слово никому и никогда не рассказывать о том, что ему удалось увидеть. Слово Юрьев сумел сдержать. Ни одной живой душе он ни разу ни о чём не обмолвился.

И вот, спустя много лет, когда, сделавшись банкиром, Юрьев почувствовал, что руководитель службы безопасности пытается его охмурить, пообещав снять охрану, а на самом деле меняя неуклюжих громил на юрких топтунчиков, банкир решил оттянуться на коллеге.

Выходя на прогулку из банка, Юрьев незаметно, как учил сенсей, бросал мимолётные взгляды в отражения витрин или (слегка нагибаясь, как будто для того, чтобы осмотреть лицо) в зеркала заднего вида припаркованных по дороге машин и мотоциклов. Это позволило ему подтвердить свою догадку о наличии негласного сопровождения. На некотором отдалении за банкиром регулярно следовали сменяющие друг друга неприметные с виду мужчины и даже какие-то дамочки. Он отдал должное Ивану Ивановичу – подобранная им команда работала грамотно.

Изучив за много лет окрестные переулки, дворы и подворотни как свои пять пальцев, Юрьев во время променадов начал выбирать удобные моменты и неожиданно исчезал. Он нырял в двери заранее присмотренных подъездов, растворялся в арках дворов, повернув за угол, в считаные секунды оказывался в таких местах, где его опекуны не могли его увидеть.