Правда о Бэби Донж

— Бедный мой, я же просила звать меня. Вы опять весь в крови.

Потом он пожалел об этом, но тогда не сладил с собой. Посмотрел на сестру Адонию, как на дерево, на столб, как невесть на что, только не как на добрую монахиню, обеспокоенную душевным и телесным состоянием ближнего, и взорвался:

— Вам-то, черт возьми, какое дело?

4

Две уборщицы вместо одной довели палату до блеска. Им помогал санитар под присмотром сестры Адонии, взволнованной, как перед посещением его высокопреосвященства.

— Столик поставьте у окна. Нет, стул по другую сторону, иначе ему не хватит света, чтобы записывать.

Все это делалось ради начавшего лысеть мужчины с брюшком, который со смущенным видом проскользнул по коридору в сопровождении франтоватого молодого человека, каких полно на улицах по воскресеньям.

— Да, сестра… Благодарю, сестра… Пожалуйста, сестра… Так будет очень удобно, сестра.

Это был следователь г-н Жифр. К ним в город он приехал из Шартра, и это отнюдь не означало повышения. Г-н Жифр придерживался крайне правых взглядов: утверждали даже, что он добился осуждения влиятельного члена масонской ложи. Тем не менее над ним посмеивались за его баскский берет и велосипед. В особенности же за полдюжины детей, во главе которых он важно и гордо шествовал на прогулку. Прибыл следователь месяц назад и все никак не мог подыскать подходящую квартиру в центре. Врач из окрестностей, живший километрах в восьми от города, сдал ему ветхий дом без водопровода и электричества, кое-как обставленный старой разрозненной мебелью.

Жифр, вероятно, уже встречал Франсуа Донжа на улице. Во всяком случае, должен был о нем слышать, но их еще не познакомили. Поэтому, войдя, следователь просто поклонился и быстро сделал четыре шага к столику, приготовленному у окна. Пока письмоводитель усаживался, г-н Жифр, открывая портфель, пояснил.

— Доктор Левер сообщил мне, что я могу отнять у вас полчаса. Разумеется, при малейшем признаке утомления я немедленно удалюсь. Вы позволите начать допрос? Ваше имя и фамилия?

— Франсуа-Шарль-Эмиль Донж. Сын покойных Шарля-Юбера-Кретьена Донжа, кожевника, и Эмилии-Гортензии Филатр, домохозяйки.

— Судебному преследованию не подвергались?

Следователь пробормотал этот вопрос, с таким жестом, словно отгонял муху, и кашлянул. Он еще не посмотрел на кровать, где Франсуа полулежал на груде подушек. За окном — штора была опущена и казалась большим золотистым квадратом — слышались медленные шаги больных по гравию: наступил час прогулки.

— В воскресенье, двадцатого августа, находясь в своем имении Каштановая роща, коммуна Орнэ, вы стали жертвой попытки отравления.

Молчание. Следователь поднял голову и увидел, что Франсуа внимательно к нему присматривается.

— Я слушаю вас.

— Не знаю, господин следователь.

— Доктор Пино, оказавший вам первую помощь, утверждает, что сомнения исключены и что в тот день около двух часов пополудни вы, по-видимому, вместе с кофе приняли сильную дозу мышьяка.

Снова молчание.

— Вы отрицаете этот факт?

— Я признаю, что был очень болен.

— Иначе говоря, отказываетесь подать в суд. Вам следует знать, что в данном случае мы обязаны возбудить дело даже при отсутствии жалобы со стороны потерпевшего.

Франсуа по-прежнему молчал. Он относился к следователю так же спокойно, как к любому представителю людского рода. Неужели этот человек, обремененный детьми, неудобствами временного жилья, восемью километрами, которые ему предстоит проделывать на велосипеде, чтобы вернуться домой к завтраку, интригами, уже плетущимися вокруг него, может разом, едва раскрыв папку с делом, уяснить хотя бы частицу правды о Беби, в то время как он, ее муж, проживший с ней десять лет?…

Я зачитаю вам, хотя это не совсем согласуется с процессуальными нормами, протокол первого допроса госпожи Донж. Точнее, речь идет о заявлении, сделан ном ею инспектору Жанвье в воскресенье двадцатого августа, в семнадцать часов.

Я, Эжени-Бланш-Клементина Донж, двадцати семи лет от роду, супруга Франсуа Донжа, под присягой заявляю следующее: сегодня в Каштановой роще, находящейся в совместном владении моего мужа и моего деверя, я посредством яда покушалась на жизнь Франсуа Донжа, всыпав ему в кофе некоторое количество мышьяка.

Больше добавить ничего не имею.

Следователь поднял глаза и успел заметить усмешку, исчезавшую с губ Франсуа.

— Как видите, ваша жена признает этот факт.

Г-н Жифр не часто испытывал столь неприятное ощущение, как у кровати этого больного: он сознавал, что вмешивается в сугубо личные дела. Даже при допросе Беби Донж…

— Сейчас я ознакомлю вас с протоколом допроса которому подверг вчера подследственную.