У Нолы хватило сил пойти в «Кларкс» только потому, что она знала: там будет Гарри. Он единственный давал ей силы жить, и она хотела жить для него. Но он не пришел. В расстройстве и смятении она все утро проплакала, спрятавшись в туалете. Поднимала блузу, смотрела в зеркало на свои истерзанные груди: они были все в синяках. И она говорила себе, что мать права: она гадкая уродина, потому-то Гарри и не хочет больше ее видеть.
Внезапно в дверь постучали. Это была Дженни:
— Нола, ты что там делаешь? В ресторане битком! Иди к клиентам!
Нола в панике открыла дверь: наверно, Дженни вызвали другие официантки и нажаловались, что она просидела все утро в туалете. Но Дженни зашла в «Кларкс» случайно. Вернее, в надежде застать Гарри. А войдя, обнаружила, что обслуживание застопорилось.
— Ты плакала? — спросила Дженни, увидев несчастное лицо Нолы.
— Я… Я плохо себя чувствую.
— Умойся и выходи в зал. Я тебе помогу, пока наплыв. На кухне паника.
После полудня, когда в ресторане вновь воцарился покой, Дженни налила Ноле лимонаду, чтобы ее утешить.
— Выпей, — ласково сказала она, — тебе станет лучше.
— Спасибо. Ты скажешь своей маме, что я сегодня плохо работала?
— Не волнуйся, не скажу. У всех бывают минуты уныния. Что у тебя случилось?
— Несчастная любовь.
Дженни улыбнулась:
— Да ладно, ты еще такая юная! Как-нибудь встретишь хорошего человека.
— Не знаю…
— Ну-ну, перестань. Улыбайся жизни! Вот увидишь, все придет. Представь, совсем недавно я была в таком же положении, как и ты. Чувствовала себя несчастной и одинокой. А потом в город приехал Гарри…
— Гарри? Гарри Квеберт?
— Да! Он такой замечательный! Послушай… Все еще неофициально, я не должна тебе говорить, но мы же все-таки подружки, правда? И я так счастлива, что могу кому-то сказать: Гарри меня любит. Он любит меня! Он пишет про меня тексты о любви. Вчера вечером он возил меня в Конкорд на праздник в честь Дня независимости. Это было так романтично!
— Вчера вечером? Разве он там был не со своим издателем?
— Говорю тебе, он был со мной! Мы смотрели фейерверк над рекой, это было чудесно!
— Значит, Гарри и ты… Вы… Вы вместе?
— Да! О, Нола, ведь ты рада за меня, да? Только никому не говори. Не хочу, чтобы все знали. Ты же знаешь, каковы люди: сразу начинают завидовать.
Нола почувствовала, как у нее сжалось сердце; ей вдруг стало так больно, что захотелось умереть: значит, Гарри любит другую. Любит эту Дженни Куинн. Все кончено, он больше ее не хочет. Он даже нашел, кем ее заменить. Голова у нее шла кругом.
В шесть часов, закончив смену, она ненадолго зашла домой, а потом отправилась в Гусиную бухту. Машины Гарри на месте не было. Куда он мог уехать? С Дженни? От одной этой мысли ей стало еще больнее; она изо всех сил сдерживала слезы. Поднялась на несколько ступенек, ведущих под маркизу, вынула из кармана конверт и засунула в дверной проем. В конверте лежали две фотографии, сделанные в Рокленде: на одной — стая чаек на берегу моря, на другой — они вдвоем во время их пикника. И еще там было короткое письмо, несколько строк, написанных на ее любимой бумаге:
Она со всех ног бросилась прочь. Спустилась на пляж, сняла сандалии и побежала по воде, как бежала в тот день, когда встретила его.