Правда о Николае I. Оболганный император

Восточная война подстегнула процесс создания телеграфных линий, они соединили Петербург с Варшавой, а также с некоторыми портами Балтийского и Черного морей.

Впервые за всю историю у российского центра появилась возможность оперативно получать информацию о событиях в отдаленных районах и столь же быстро реагировать на них. И если ранее единство страны создавалось культурой, языком, верой, то теперь к этому добавлялись и технические средства.

Среди прочих событий, происходивших в сфере связи и почты во времена Николая I, стоить отметить кардинальное удешевление пересылки бумажной корреспонденции. Вместо существовавшего ранее разнообразия цен, зависящих от расстояния, была введена единая цена в 10 коп. за любое отправление. Это сделало почту доступной для всех сословий. Русские стали народом, пишущим и получающим письма.[301]

Развитие почтовой связи ускорило и денежный оборот. Если в 1825 г. средствами почты было переслано денег на 151 млн. руб, то в 1849 г. уже на 408 млн. руб.

Торговля. Великие русские ярмарки

Географические и климатические особенности России — протяженные и зависимые от сезона транспортные пути — определили важнейшую роль ярмарочной, «концентрированной» торговли.

Товарооборот нижегородской ярмарки в 1840–1850 гг. составлял в среднем около 100 млн руб. По сравнению с 1820-ми он увеличился в три раза. Если верить Пушкину, то побывал на этой ярмарке и Евгений Онегин. Впечатления героя оформились в две стихотворные строчки: «Всяк суетится, лжет за двух, И всюду меркантильный дух…»

Так что особо беспокоиться за дух предпринимательства в николаевское время не стоит.

Де Кюстин поражался размаху и организованности Нижегородской ярмарки, в чем однако усматривал проявления «русского рабства». Волей-неволей он оставил любопытное ее описание:

«Ярмарочный город как и все современные русские города слишком велик для своего населения, хотя последнее и состоит, как я уже говорил из двухсот тысяч душ в среднем. Правда, в это огромное число входят все приютившиеся во временных лагерях, разбитых вокруг ярмарки, а также избравшие своим жильем реки. Последние на большом расстоянии покрыты сплошным лесом судов всех видов и размеров, где живет сорок тысяч человек… Все ярмарочные здания стоят на подземном городе — великолепной сводчатой канализации, настоящем лабиринте, в котором можно заблудиться, если отважиться на его посещение без опытного проводника. Каждая улица ярмарки дублирована подземной галереей, проложенной на всем протяжении улицы и служащей стоком для нечистот. Галереи эти, выложенные каменными плитами, очищаются по несколько раз в день множеством помп, накачивающих воду из окрестных рек, и соединены с поверхностью земли широкими лестницами.»[302]

Особенное впечатление на маркиза-барабаса произвел «чайный город», где находилось сразу сорок тысяч ящиков. Чай доставлялся не верблюжьими караванами, как думал до того вражеский пропагандист, а в основном водными путями. От Кяхты до Томска он шел сухим путем, далее по рекам до Тюмени, оттуда до Перми по суше, потом снова по рекам. Этот путь проделывало 80 тыс. ящиков в год. Остальной китайский чай оставался в Сибири или доставлялся в центр страны санными поездами зимой.

Поразился де Кюстин «городу кашемировой шерсти», вызвали удивление огромные склады леса — «о которых наши парижские лесные склады не дают даже слабого представления.»

«Еще один город, самый, пожалуй, большой и интересный из всех,  — это город железа. На целый километр тянутся галереи всевозможных железных полос, брусьев и штанг. Потом идут решетки, потом кованое железо, дальше целые пирамиды земледельческих орудий и предметов домашнего обихода,  — короче говоря, перед вами целое царство металла, составляющего один из главнейших источников богатства империи.» После чего де Кюстин издает горестный общечеловеческий вопль: «Это богатство пугает. Сколько каторжников нужно иметь, чтобы извлечь из недр земли такие сокровища!» Да, только на Западе металл извлекается из недр земли счастливыми радостными тружениками, а в России каторжниками и прочими страдальцами за правое дело.

«Не хватило бы целого дня даже для беглого обхода всех этих предместий, являющихся лишь, так сказать, спутниками ярмарки в тесном смысле этого слова. Если бы включить их в общую ограду, протяжение последней не уступало бы обводу крупной европейской столицы… Словом «город» я пользуюсь нарочно, потому что только это слово может дать понятие о колоссальных размерах этих складов, придающих ярмарке положительно грандиозный характер».

«В предместье, отделенном рукавом Оки, расположилась целая персидская деревня… С удивлением любовался я там великолепными коврами, суровым шелком и термоламой, родом шелкового кашемира… Впрочем, я бы не удивился, если бы оказалось, что русские выдают за персидскую мануфактуру подделки своих фабрик.»[303]