Правда о Николае I. Оболганный император

«В этих трущобах Глазго живёт постоянно меняющееся население численностью от 15 тыс. до 30 тыс. человек… Как ни отвратителен был внешний вид этих домов, всё же он недостаточно подготовил меня к царящей внутри грязи и нищете… Пол был сплошь устлан человеческими телами; мужчины и женщины, одни одетые, другие полуголые, лежали вперемежку, иногда по 15, 20 человек в комнате. Постелью им служили кучи полусгнившей соломы и какие-то лохмотья.»

Цитаты взяты из трудов Карла Маркса, но критик капитализма не пользовался ничем, чего не было в открытой английской печати.

«Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идёт о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идёт о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что всё это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона»,  — это уже пишет Пушкин, интересовавшийся событиями в «передовых» странах.[165]

А вот английский интеллектуал Карлейль, демонстрируя замечательную протестантскую этику (о которой до сих пор мечтают российские интеллигенты) высказывался о британском пролетариате, как о «бесчисленных скотах», «бездушных тварях, отребье», у которого «обезьяньи рожи, чертовы рыла… собачьи морды, тяжелые и угрюмые бычьи головы».

Поскольку власти своевременно отправляли на плаху или каторгу потенциальных бунтарей, пролетарский протест был в Англии достаточно слаб и бессмысленен вплоть до 1830-х годов; так в 1810-х доведенные до голода рабочие-луддиты разрушали станки. В случае если происходила какая-то самоорганизация рабочих, то расправа над ними была быстрой и кровавой. Как, например, в 1819, когда собравшиеся на митинг в Питерлоо (близ Манчестера) рабочие хлопчатобумажных фабрик были изрублены кавалерией. Число погибших и раненых составило 400-500 человек. Испуганные власти издали тогда т.н "Шесть законов", которые запрещали собрания более 50 человек, процессии с оркестрами и знаменами, форсировали аресты и высылку в колонии "опасных лиц".

Английская промышленная революция шла по костям, и не только в колониях Великобритании. Несколько десятилетий в период после наполеоновских войн происходило сокращение зарплаты  в метрополии — капиталисты боролись за повышение прибыли, а машинное производство убивало мастерские ручных ткачей. Английский историк Э. Хобсбаум в своем труде "Век революции" оценивает число умерших от голода за это время в Англии в полмиллиона человек.

Военная мощь британской короны опиралась на наемных солдат (из числа вышеописанных пролетариев) и насильно завербованных (по сути рабов) матросов. По их спинам, для развития интеллекта, гуляли плетки-девятихвостки, именуемые «кошками» (сat o' nine tails). («Размочить кошку» означало смыть кровь, которая слепляла волокна плети и делала удары особо мучительными.) Жестокие телесные наказания в армии и флоте Ее Величества продержались до 1881 г., поэтому королеву надо бы по справедливости назвать Викторией Кошкиной. Помимо мучительного бичевания — число ударов доходило до 1200 — применялось на британском флоте и такое садистическое, часто заканчивающееся смертью наказание как килевание.

Мало следов народного правления замечаем мы и в политическом устройстве Британской империи. Большая часть ее населения — коренные жители колоний — имели не больше политических и гражданских прав, чем овцы и коровы. Палата лордов была наследственным аристократическим органом. Большая часть нижней палаты избиралась от так называемых «гнилых местечек», где могло насчитываться лишь несколько жителей, обладавших избирательными правами. Такое «избрание» было, в общем фикцией, которая устраивалась одной из двух олигархических группировок, вигами или тори. Даже с учетом расширения избирательных прав, происходившем в ходе промышленной революции, политические элиты продолжали хорошо контролировать выборный процесс: две трети всех членов британского парламента, избранных между 1660 и 1945 гг., происходило лишь из 368 семей.[166]

И тем не менее, как в российском, так и в мировом общественном мнении, Англия представала как родина всяческих свобод.

Русский «образованный класс», огромную часть которого составляли откровенные англоманы, был весьма расположен к Англии, которую он знал, в основном, с фасада, из посещений ухоженных британских поместий и шикарных лондонских магазинов, из трудов Карлейля и других певцов джингоистского величия.

Русская демократическая публика разделяла строки поэта: «Англичанин-мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину…» и с восхищением следила за английским техническим и социальным прогрессом.

Не нашли особого отклика в российском образованном классе и кошмарные события в Ирландии.

Ирландский скелет в шкафу