Правда об Иване Грозном

Глава 16 Последние годы жизни Грозного. Кому была нужна смерть царя

Выше мы не случайно стремились подробнее напомнить нашему читателю как о героической обороне Пскова, так и обо всех последующих перипетиях заключения Ям-Запольского и Плюсского перемирий. Дело в том, что последний кризис в болезни и кончина царевича Ивана приходится как раз на момент, когда стало ясно, что войска Батория не в состоянии взять Псков. Что уже не русские, но сами поляки, замерзающие в болотах Псковщины, желают и готовы идти на мирные переговоры с Москвой… Тогда перед царскими дипломатами встала задача – используя это фактическое преимущество, добиться от противника возможно более приемлемых для России условий перемирия. И читатель видел, как чутко следил государь за ходом этих переговоров. Как глубоко продуманно руководил действиями русских посланников, отправляя им инструкцию за инструкцией, требуя не делать полякам никаких значительных уступок. И добился своего: Польша отказалась почти от всех завоеваний в России.

Но, к сожалению, до сих пор никто из авторов, так или иначе касавшихся «тайны Грозного», не пожелал отметить, что это было достигнуто именно в первые, самые тяжелые для государя месяцы траура по царевичу. Как, следовательно, не было отмечено и высокое мужество его характера, при огромном личном горе все же не потерявшего способности и – главное! – воли

по-прежнему сосредоточенно и целеустремленно заниматься делами государства… Все опять-таки перекрывает весьма специфический «образ», рисуемый Антонио Поссевино и другими подобными ему «свидетелями». «Образ» человека, находящегося на грани психического помешательства, а значит, малоспособного на какие-либо разумные действия. Так, по словам иезуита, обезумевший от ужаса содеянного собственными руками, «царь-сыноубийца» часто вскакивал тогда ночами, оглашая дворцовые покои страшными воплями, драл на себе волосы и, наконец, вовсе объявил, что намерен уйти в монастырь, в связи с чем будто бы даже созвал боярскую Думу и прямо поставил вопрос о своем преемнике [602] … Но «наученные прошлыми играми царя-актера бояре ему не поверили», – снова дополняет Поссевино г-н Радзинский. «Нет! – пишет он, – учуяв опасную ловушку, придворные сразу раболепно ответили государю, что желают иметь царем только его самого, Ивана, и никого более…»

Однако сами исторические факты опровергают эти откровенно клеветнические домыслы. Да, несомненно, в глубоком трауре, да, с тяжелейшей болью в груди, но Иван работал , неустанно продолжая защищать интересы своей страны. И хотя то заседание боярской Думы после кончины царевича, о котором говорит Поссевино, в самом деле могло и даже должно было состояться, но вряд ли шла на нем речь об

отречении . Скорее всего государь собрал бояр для того, чтобы в соответствующей торжественной обстановке официально провозгласить имя нового наследника престола, как требовал того строгий дворцовый обычай. Думать об отречении ему было некогда.

Так, в 1584 г. Иван IV отдал приказ о начале строительства большого города-порта при впадении Северной Двины в Белое море. По его замыслам этот порт должен был возместить потерю Нарвы, восстановив русскую торговлю с Европой через северный морской путь. Новый город станут называть Архангельском, и именно в нем столетие спустя Петр I примет решение о развитии русского мореплавания, о создании флота. Как видим, и в этом знаменитый император прямо шел по стопам своего Грозного предшественника.

В те же последние годы жизни Ивана Васильевича добровольно присоединилась к Российскому царству Сибирь. Однако явно вынужденно вспоминая сие, без преувеличения, великое событие, г-н Радзинский с нескрываемым злорадством выуживает из огромного количества фактов и легенд, связанных с этим событием, лишь одну – о «проклятом царском подарке» – роскошных воинских доспехах, в коих и погиб славный казацкий атаман Ермак… Между тем кому как не автору-историку следовало бы знать и напомнить своему зрителю: экспедиция Ермака Тимофеевича имела давнюю предысторию, и имя Грозного царя играло в ней не такую уж «проклятущую» роль…