Правда обо мне. Мои секреты красоты

Россия. В небольшом прямоугольнике окна поезда, на три четверти прикрытом занавеской, передо мною представала природа во всех своих возвышенных проявлениях. Поезд непреодолимо вез меня в новый мир, и казалось, что первые лучи дня материализовались в великолепный рассвет моей жизни. Белый, белый, белый снег. То тут, то там онемевшее и изможденное деревце на белом неподвижном пространстве, одинокий скелет на бесконечном смертном одре! С первым бледным лучом солнца на туманном жемчужно-сером фоне появляются розовые отблески. Вокруг тишина, запустение, бесконечность. Локомотив хрипло шипит. Снег, снег, снег. Ни одного следа. Телеграфные столбы застряли на четких расстояниях, бросали вызов морозу, заблудившись в недавно покинутой ночи, и рассекали панораму короткими отчетливыми эпизодами. В купе холодно, и становилось еще холоднее, глядя на морозную стужу за окном, за которым промелькнула одинокая и заблудшая лохматая собака. Огонь в нашем локомотиве, пожиравший его недра и мощно устремлявшийся к небу, мог бы придать теплоту и цвет воздуху, но он распадался на несколько неопределенных цветов, которых нет ни в одной палитре, и фантастическим сиянием отражался на льду, стирая с горизонта бледно-серую белизну прямо перед моим взором и переливаясь нежными оттенками. Неподвижно застыв в своей холодной постели, устремив взор в бесконечность, я без слов поклонялась богу вечной гармонии в этом ледяном царстве. Это мой первый рассвет в Святой Руси Великой. На коротких остановках с почти кинематографической скоростью мы замечали фигуры живых людей, закутанных в мех, – скульптуры, разбросанные на бесконечной железной дороге на пути в город русского царя.

Я приехала в Петербург. Потребовались бы целые тома, чтобы в деталях описать Россию того времени. Прежде всего, потребуется перо Льва Толстого… и бесконечность, чтобы ощущение было полным. Петербург стал для меня успешным началом моей карьеры на эстраде, официальным вступлением в элегантный мир, первой реализацией моей мечты стать оперной певицей. Выступая в театре «Крестовский остров», я добилась настоящего триумфа. У русских всегда было особое пристрастие к итальянским артистам, и у меня появилось много поклонников в элегантном мире столицы, которые заполняли театр каждый вечер. Среди них первое место занимал полковник Павловский, вежливый и преданный, именно ему я обязана знакомством со своим первым мужем. Я не могла впервые по-настоящему полюбить простым и естественным образом, судьбе было угодно, чтобы это тоже добавилось к остальным странностям моей жизни.

В тот вечер было очень холодно, термометр опустился до -25°, и меховое манто не могло согреть мое тело, одетое в платье с глубоким декольте. Я присутствовала на обеде в роскошном Павловском дворце. Прекрасная еда и вкусные вина, особенно необходимые в холодные вечера, что вызвало обильное возлияние у мужской части гостей. Длинная вереница элегантных офицеров в роскошных мундирах императорской гвардии и казаков, шутки в адрес одного из них, кто принес жертву Вакху больше, чем другие. В него летели острые стрелы, выпущенные его товарищами. Это был красивый молодой блондин с большими миндалевидными голубыми глазами в обрамлении очень длинных ресниц. Когда он улыбался, безупречные белые зубы соблазнительно подчеркивали губы, украшенные маленькими коричневыми усиками. Высокий, худой, элегантный, в его движениях была видна гармония, характерная для настоящих джентльменов. И действительно, Александр Владимирович Барятинский, адъютант герцога Евгения Лейхтенбергского, был наследником и потомком очень знатного рода, который на протяжении столетий хвастался великолепной королевской короной. Он говорил мало, был очень умен и разносторонне образован.

«Такой я была в России…»

Александр Владимирович Барятинский, конец 1890-х годов