Правда против лжи. О Великой Отечественной войне

Серьезной ошибкой нашего командования и стало запоздание с принятием действенных мер по подготовке к стратегической обороне. Готовясь к отражению немецкой агрессии, наш Генштаб в своем плане предполагал нанести по наступавшему врагу мощный контрудар и перенести боевые действия на его территорию. Но «правильная в принципе установка на то, чтобы вести войну на территории агрессора, что при нападении врага на СССР боевые действия должны быть до предела решительными, кое-где пропагандировалась односторонне» (А. Василевский), а это способствовало распространению мнения о возможности нашей легкой победы в войне. В плане не рассматривалась возможность рассекающего вражеского прорыва на большую глубину. После нападения Германии на СССР нарком обороны в тот же день отдал директиву № 3, которая требовала от наших войск перейти в наступление, разбить ударные группировки врага и перенести действия на его территорию. Она не учитывала сложившейся обстановки, подталкивала командиров к принятию неверных решений, которые в ходе войны было трудно исправить. Это неблагоприятно отразилась на исходе многих боевых операций Красной Армии.

Ю. Афанасьев объяснял «колоссальный масштаб потерь и поражений Красной Армии летом-осенью 1941 года» тем, что «нападение Германии произошло в тот момент, когда в СССР один план развертывания войск — оборонительный — был отменен, а другой — наступательный, упредительный — хотя и действовал, но еще не был доведен до всех тех, кто должен был его реализовать». Данилов, не поверив в то, что Жуков не был знаком до войны с планом «Барбаросса», бездоказательно утверждал: «Спустя 18 дней после подписания Гитлером директивы № 21 с содержанием плана «Барбаросса» уже знакомился Сталин. И, конечно, о нем не могли не знать начальник Генштаба и нарком обороны» (Нво.22.06.2001). По его словам, намеченные в «Соображениях…» мероприятия Генштаб начал проводить в жизнь, «развернувшаяся подготовка к нанесению упреждающего удара оказала негативное влияние на способность армии дать отпор фашистской агрессии». Но это была подготовка не к нанесению превентивного удара, а к отражению нападения. Разве призыв на сборы 752 000 человек и переброска ряда дивизий из глубины страны ближе к западной границе негативно влияли на боеспособность нашей армии? Обратившись к речи Сталина 5 мая 1941 г. о воспитании войск в наступательном духе, Афанасьев заключил, что она свидетельствует о его решении «готовить упреждающий удар, имея стратегической целью сокрушение капитализма военным путем». Анфилов резонно возразил: о каком «сокрушении капитализма военным путем» «могла идти речь, если на западных и восточных границах СССР весной 1941 г. сосредоточивались и развертывались многомиллионные армии противника?…Идея упреждающего удара возникла у военных руководителей в середине мая 1941 г., Сталин ее отверг, и «упредительный» план не действовал и не доводился до войск» (Нг.23.06.2000).

Haш Генштаб просчитался с оборудованием новой укрепленной полосы. Долговременные оборонительные сооружения создавались непосредственно на границе, но ее начертания были не выгодны для советской армии. В 1940 г. Жуков на совещании у Сталина говорил, что укрепленные рубежи в Белоруссии строились «слишком близко к границе» и имели «крайне невыгодную оперативную конфигурацию», что «нужно было бы строить УРы где-то глубже, дальше от государственной границы». Была допущена серьезная ошибка в образовании конфигурации наших войск в белостокском выступе, которая позволила немцам окружить их и разгромить в июне 1941 г.