Правда варварской Руси

А дела-то не ждали. 30 апреля челобитные на своих начальников подали уже 17 полков! Причем составлены они были в ультимативной форме — наказать полковников, а иначе стрельцы «промыслят о себе сами», обидчиков перебьют и дома разграбят. И Наталья допустила роковую ошибку. Точнее — преступление. Решила задобрить стрельцов. Без расследования, без суда велела арестовать полковников, пустить их имущество на уплату жалованья, двоих, героев битвы за Чигирин Грибоедова и Карандеева, бить кнутом, а 12 — батогами. Заслуженные командиры рыдали от бесчестья, подвергаясь телесному наказанию, а распоясавшиеся стрельцы сами командовали палачам «давай» или «довольно». Результат был обратным тому, на который рассчитывала царица. Дисциплина рухнула. Офицерство было оскорблено — раз правительство так к нему относится, пусть само и успокаивает смутьянов. А тех, кто все же пытался навести порядок, стрельцы гнали вон бранью, камнями, несколько человек были убиты.

Ну а почва, подготовленная Хованским и действиями Натальи, оказалась очень благоприятной для Милославских. Глава клана Иван Михайлович, сказавшись больным, сидел дома, а от него в полки сновали агитаторы: Одинцов, Цыклер, Толстой, Чермный, Озеров, Петров, вдова Семенова. Сеяли ненависть к Нарышкиным, налаживали агентуру. Милославские в период пребывания у власти стали для многих благодетелями и покровителями, легко находили сторонников, которые принялись сколачивать боевые группы из самых буйных головушек. Матвеев прибыл в Москву только 11 мая. Но… столичные вельможи тоже стремились заручиться его расположением. Пошли пиры, визиты. Присылали к нему делегации и стрельцы — старослужащие помнили Матвеева, считали хорошим и справедливым начальником, жаловались на «неправды». Он их принимал, угощал вином, обещал разобраться, когда войдет в курс дел.

Но Милославские, опасаясь его мести за прошлое, ждать не стали. Рано утром 15 мая Александр Милославский, Петр Толстой и Санбулов начали поднимать стрельцов, крича, что царя Федора через лекарей-иноземцев умертвили Нарышкины, а теперь они убили Ивана, законного царя. Распространяли список «изменников», куда вошли около 30 сторонников Нарышкиных. Стрельцы повалили в Кремль. По свидетельствам современников, их масса была неоднородна. Одни шли строем, со знаменами и иконами, другие стекались толпами и группами. В таких группах многие вооружились бердышами, для удобства обрубив древки — заранее готовились проливать кровь в узком пространстве коридоров и комнат. А Сухарев полк (единственный) вообще не принял участия в бунте. Слухи искажались. Кричали уже о том, что бояре-изменники убили обоих царевичей, требовали выдачи виновных. Наталья вывела на крыльцо Ивана с Петром, и возникло недоумение — оба живы и здоровы.

Вышел увещевать патриарх, потом Матвеев. Сторонники Хованского подстрекали напасть на него, но не получилось. Матвеев говорил ласково, и стрельцы просили у него заступиться перед царем за ошибочный бунт. Он пообещал, счел инцидент исчерпанным и удалился во дворец. Но… офицеров, чтобы скомандовать «кругом, шагом марш», не было. Единственными предводителями стрельцов остались смутьяны, снова начавшие бузить. Из начальства вмешался только Михаил Долгоруков. Попытался в одиночку перекричать толпу и скомандовать расходиться по домам. Чем и воспользовались поджигатели. Ах, мол, опять орать на нас? Значит, все по-старому? Михаила схватили и сбросили с крыльца на копья. А когда пролилась первая кровь, агенты Милославских, понимая, что терять им нечего, ринулись во дворец, вытащили и убили Матвеева. Покатилась резня «по списку», которую, независимо друг от друга, направляли люди Милославских и Хованского. К ним примкнула часть сбитых с толку стрельцов, организовались шайки убийц.

Бегали и искали «изменников» по дворцу. Повод бунта уже был забыт — царевичей и Наталью грубо отшвырнули в сторону. Петр был забрызган кровью родных, как раз тогда он получил тяжелый нервный шок, дававший о себе знать всю жизнь. Другие шайки разошлись по Москве, перепились. Стольника Федора Салтыкова убили, спутав с Афанасием Нарышкиным — отнесли к отцу и извинились. Ошиблись, мол. Потом отца тоже убили. У погромщиков хватило наглости явиться к старику Юрию Долгорукову. Дескать, пришлось сына твоего порешить. Он выдержал. А когда ушли, стал успокаивать рыдающую вдову Михаила: «Не плачь! Щуку они съели, да зубы целы, быть им всем на плахе». Холоп услышал, догнал стрельцов и донес. Они вернулись и после глумлений убили полководца, выбросив изрубленный труп на мусорную кучу.