Правда выше солнца

Акрион скорчился на полу, царапая каменные плитки. Горе раздавило его: во всём мире не осталось ничего, кроме его беды и его вины. Беда была огромной, но вина превосходила её бесконечно, и сердце с каждым ударом хотело разорваться, чтобы только больше не чувствовать боль.

Из последних сил он взглянул на Кадмила. Знамения? Аполлон явит ему знамения? О чём идёт речь, разве знамения могут вернуть отца?..

Вестник богов опустился рядом, подогнув колено, и сказал обычным голосом:

– Даю срок подумать до заката. Если Аполлон не ошибся – парень ты решительный, и всего этого так не оставишь. За час до заката найдешь меня у Диохаровых ворот.

Он распрямился и вышел. Тёмная одежда при ходьбе издавала шуршание и тихий звон.

«О, дай мне сил, Аполлон, – думал Акрион, глотая слёзы. – Что теперь делать? Дай мне сил...»

☤ Глава 2. Вестник богов

Парнис. Четвёртый день месяца таргелиона, одиннадцать часов после восхода, то есть немного раньше описанных событий.

Заложив руки за спину, Локсий стоял у окна и разглядывал вересковые заросли на склоне горы. Он был красавцем. Эталоном крепкой мужественной красоты: высокий, плечистый, поджарый. Смуглая, почти коричневая кожа, аристократический нос, скульптурный подбородок, густая поросль чёрных волос. Про таких говорят «прекрасен, как бог», хотя вообще-то эллины испокон веков изображали Аполлона совершенно по-другому: кудрявым юношей в расслабленной позе.

«Впрочем, – думал Кадмил, глядя Локсию в спину, – до обоих типажей мне с моим ростом и телосложением – как до Спарты пешком. А может, любой бог рано или поздно становится прекрасным, и я тоже через лет через триста подрасту, раздамся в плечах, буду повелевать народами... Хотя, пожалуй, это будут очень маленькие народы – при моих-то способностях».

Он откашлялся и продолжил начатую речь:

– Словом, зачинщика мы нашли. Алитея – дело рук царицы Семелы. Она давно увлекается религией. Покровительствует жрецам, частенько их принимает у себя, ведёт беседы. Устраивает мистерии. По её настоянию за городом построили здоровенный храм – специально для культистов алитеи. Кстати, есть информация, что Семела балуется магией.

Локсий обернулся:

– Народной магией? Кустарной, без техники?

Как всегда, вблизи чувствовалась исходящая от Локсия эманация: давящее, тяжёлое и, вместе с тем, странно вдохновляющее присутствие божественной силы. Кадмил позволил себе улыбнуться:

– Откуда же у неё техника? Конечно, народной. Притом не узелки вяжет на бечёвках, а варит зелья, мастерит кукол. Серьёзно настроена дамочка. И, думается, это ей не для того, чтобы лечить зубы.

На подоконнике стояла ваза со свежесрезанными каннами. Локсий протянул руку, коснулся тугих оранжево-пёстрых лепестков.

– Так чего же ты ждёшь, раз она такая подозрительная? Изъять, доставить в лабораторию, допросить. Действуй.

– Вот как раз об этом хотелось с вами посоветоваться, – с нарочной деловитостью произнёс Кадмил. – Помните наш разговор в девятый день?

– М-м... В девятый мунихиона?

– В девятый от конца мунихиона.

– Смерть на этот местный календарь, – проворчал Локсий. – Давно надо ввести наш, нормальный... Ты про тот разговор насчёт дискредитации культа?

«Ура! – подумал Кадмил. – Вспомнил!»

– Да, – сказал он. – Я по-прежнему считаю, что нужны дополнительные меры.

Локсий вздохнул. Поправил складки плаща-хламиса, застегнутого на плече фибулой с ярким синим камнем.

– Я запретил людям поклоняться богам новым способом. В совершенно категоричной форме.

Кадмил уважительно склонил голову:

– Это было неподражаемо. Сияющий облик, молнии, громовой голос с неба. Люди ещё лет пятьсот будут рассказывать, как им явился разгневанный Аполлон...

– Ладно, ладно, тоже мне льстец нашёлся, – Локсий нахмурился, но Кадмил мог поклясться, что заметил короткую ухмылку. – Гм... И всё-таки ты думаешь, что алитею продолжают практиковать тайно?

– Уверен. Наверняка остались упёртые фанатики, которые лично вас не видели. И они не отступятся. Через какое-то время культ может возродиться.

Локсий с сомнением кивнул.

– Алитею нужно опорочить, – напористо продолжал Кадмил. – Смешать с дерьмом. Для этого идеально подходит Семела. Выставим её ведьмой, обнародуем злодеяния, где надо – сгустим краски. И объявим, что практики, которые она проповедовала – самое что ни на есть чёрное колдовство. Вот увидите: через полгода её именем будут пугать детей, а само слово «алитея» станет похабной бранью.

– А царь?

– Ликандр сделает, что мы ему скажем. Не впервой. К нему явится глашатай-Гермес и изъявит божественную волю. Царь не пойдет против богов.

Локсий хмыкнул. Взяв со стола полированный стальной стилос, подбросил его, поймал за кончик. Задумчиво покачал в воздухе, любуясь блеском металла: тонкая работа, с самого Батима. Здесь, на Земле такие вещи научатся изготавливать лет через пятьсот.

– Даже устроит показательную казнь супруги?

Кадмил развёл ладонями: