Скрепя сердце она оставила Макса в спальне – он рылся в своей дорожной сумке в поисках обуви. Сама она отправилась выгребать пепел из камина в гостиной. Она уже почти навела порядок в комнате, когда он прошел, хромая, мимо нее к входной двери. Чтобы дать ему время забраться в «феррари», Элин провела еще несколько минут, поправляя диванные подушки, подвигая на место кресла, после чего накинула куртку и вышла.
С веранды она увидела, что Макс удобно расположился в машине, и уже была готова присоединиться к нему, когда заметила лыжные ботинки, все еще лежавшие там, где он их оставил. За ночь они не стали легче, мысленно проворчала девушка, бросая ботинки в дом, чтобы оттаяли. Обнаружив ключ в двери, она заперла шале и пошла к Максу.
– Ключ! – кратко сообщила она, подавая ему ключ, едва села в «феррари».
– Спасибо, – так же кратко отозвался он.
Ключ зажигания столь же предусмотрительно был им уже вставлен. Элин завела мотор. Они надолго замолчали. Нельзя сказать, чтобы ей хотелось поболтать, когда они поднялись в заснеженные горы и нужно было вписываться в головокружительные повороты со скудными столбиками на дороге с водительской стороны. Все внимание Элин поглотила дорога.
Солнце сияло, и когда Макс распорядился остановиться в местечке под названием Оклини, Элин предпочла просто посидеть в машине, рассматривая ели и проносившихся по склону воскресных лыжников. В Оклини далеко не так много отдыхающих, как было в Гермисе вчера, отметила Элин. Впрочем, поскольку в Гермисе Макс, по ее вине, получил травму, она не хотела вспоминать об этом месте.
Тем не менее, какой-то бес, сидевший у нее внутри, дернул ее за язык, и, несмотря на решение не интересоваться злополучной ногой, даже если она отвалится вовсе, Элин спросила:
– Как нога?
– А ты как думаешь? – буркнул он, давая ей прекрасную возможность закончить беседу.
– Долго ты собираешься стоять здесь? – спросила она.
Уж лучше так, чем дать ему пощечину.
– Уже соскучилась? – продолжал он в том же духе.
– Компания неудачная! – фыркнула Элин, и на мгновение ей показалось, что уголки его рта дернулись вверх – как будто его насмешил ее дерзкий ответ.
– Можешь ехать обратно в Лаваце, – проговорил он уже без тени улыбки на лице. – Мы попьем кофе там.
Не вымолвив ни слова, Элин завела машину и поехала вниз по той же дороге, всецело поглощенная встречным движением и крутыми поворотами. Но уже десять минут спустя Макс распорядился высадить его у ресторана и припарковать машину.
– Если будешь заказывать, то мне – чай, – бросила Элин, только чтобы не молчать, когда он вышел и ждал, пока она отъедет.
Парковка не отняла много времени, и все-таки стакан с чаем уже дымился на столе, когда она присоединилась к устроившемуся на солнечной веранде Максу. Элин повернула стул к солнцу, водрузила на нос темные очки. Она сидела и слушала тишину, прерываемую только шуршанием лыж, когда лыжник проносился вниз по склону, или скрипом снега – когда поднимался вверх.
– Спасибо, – бросила она куда-то в сторону Макса, отхлебнув чай.
День был великолепный, а хорошие манеры, пусть Макс и свинья, ничего не стоят. Минут пять стояла тишина, потом Макс, будто ему передалась ее мысль о манерах, обронил:
– Ты хорошо водишь машину.
Она глянула искоса, но Макс тоже надел солнечные очки, и по его лицу ничего нельзя было понять. У нее потеплело на сердце от исчезновения ледяного тона, однако бросаться Максу на шею она не собиралась.
– Стараемся, как можем, – пожала плечами она, хотя заметила, что и ее голос стал приветливее.
– Какую машину ты водила в Англии? – спросил он почти как ни в чем не бывало.
– Никакую. Я продала ее, – ответила она, не задумываясь, и тут же рассердилась на этого человека, который неизменно застает ее врасплох и выуживает то, что она предпочла бы оставить при себе.
Элин взглянула на него раздраженно. Если она надеялась: он поймет, что здесь частная территория, которую следует покинуть, – то она просчиталась. Потому что через несколько секунд он произнес:
– Ого! Не знал, что дела обстоят настолько плохо.
– Что ты имеешь в виду, говоря «настолько»? – взвилась она.
Он проигнорировал вызов.
– Я слышал, что Пиллингеру едва удалось избежать банкротства, – объяснил он, – но не знал, что вам всем пришлось продать ради этого даже свой личный транспорт.
– Продала только я! – горячо возразила Элин. – У нас…
– Только ты?.. – перебил он, повернувшись к ней и пытаясь уловить за темными очками выражение ее глаз.
– У нас не было необходимости продавать всё, – гордо бросила она, закончив фразу, которую он не дал договорить. – К твоему сведению, мы…
– Тогда почему ты продала машину, если… – Он вдруг осекся, а потом продолжил мягким голосом: – Ты так испугалась долгов, что…
Но для Элин этот мягкий, понимающий тон оказался еще более мучительным.
– Гм, – оборвала его она, – мы, знаешь ли, еще не нищие.