Я хватаюсь за низ его рубашки, отчаянно нуждаясь держаться за что–то, успокоиться, ухватиться за рациональность. Кажется, я не могу думать ни о чем, кроме его успокаивающей ладони на моей щеке, его теплого тела напротив моего, мягкости его губ. И когда он наклоняет мою голову назад и просовывает язык в мой рот, целуя меня с такой интенсивностью, клянусь, мое сердце вырывается из груди.
Это не было частью моего плана. Этот поцелуй такой незапланированный. Этот поцелуй, казалось, не должен был происходить ...
Он стонет в мои губы, углубляя поцелуй, притягивая меня ближе, и заставляет меня чувствовать себя в такой безопасности.
Нет... Думаю, я не права... Этот поцелуй может быть...
Всем.
Наши языки запутываются, и я практически слепо погружаюсь в поцелуй. Но голос разума шепчет мне, просит меня остановить это. Я должна... до того, как все это слишком выйдет из–под контроля. У моего тела другие идеи, и вместо того, чтобы разорвать поцелуй, мои руки скользят вверх по груди Бека, когда я поворачиваюсь, чтобы оседлать его колени.
Он стонет, его пальцы оставляют мою щеку, чтобы пробраться через мои волосы в то время, как другая рука блуждает по моей пояснице. Он прижимает мое тело ближе, вдавливая мою грудь в свою.
Еще один гортанный стон. Я даже не знаю, кто из нас издает его, но что–то в звуке приводит нас в неистовство.
Медленный поцелуй становится безрассудным, как будто у него нет абсолютно никакого контроля над тем, что он делает, и это его не волнует. По–видимому, меня тоже, потому что я целую его в ответ, хватаясь за него и потирая своими бедрами об него снова и снова, как делала в ту ночь в моей постели. Только сейчас я не сплю и полностью осознаю, что его твердость прижата ко мне, когда он тянет меня ближе, ближе, ближе, двигаясь со мной, стонет, задыхаясь, желая, нуждаясь. Я лишь второй раз целую парня, но серьезно, это может быть мой последний раз, поэтому не думаю, что что–нибудь может быть лучше.
Когда я жадно целую его в ответ, позволяю ему скользнуть руками под мое платье. Его пальцы дрожат, когда он обхватывает мою задницу и раскачивает свои бедра напротив моих. Повсюду вспыхивают покалывания, и я сильно прикусываю его губу.
Хриплый стон покидает его губы, затем он глубже проскальзывает своим языком в мой рот. Наши языки запутываются. Мои ногти впиваются в его лопатки. Я чувствую, что выхожу из–под контроля, проваливаясь в неизвестность. Остальное не важно. Больше ничего не существует, кроме Бека и меня, и того, как наши губы движутся вместе, того, как он держит меня, словно боится, что я упаду. Это точно, как ад, я чувствую, как падаю в место, где никогда раньше не была, где ничто не имеет смысла...где я потеряна...где я сворачиваю со своего пути...где я больше не имею понятия, что хочу или кто я. И на данный момент, мне все равно.
Идеальный. Этот момент идеальный. Бек идеальный.
– Боже, я хотел этого так долго, – он шепчет в мои губы, погружаясь в еще один поцелуй, когда снова раскачивается своими бедрами напротив моих.
Я цепляюсь за него, мои колени вжимаются в его бока, когда я испускаю вздох. Он совершает это движение снова и снова, пока мои мысли не затуманиваются. Я чувствую, как уплываю к звездам, и на секунду хочу, чтобы мне никогда не нужно было уходить.
Затем Бек шепчет:
– Ты так удивительна и красива. Чертовски совершенна.
И точно так же, как это, реальность омывает меня, как ледяной водой.
Я делаю рывок назад, хватая ртом воздух.
– С–святое д–дерьмо.
– Пожалуйста, не паникуй, – просит он, не пропуская ни чего. – Это просто поцелуй. Ничто не должно измениться, если ты этого не хочешь.
Я борюсь с тем, чтобы взять свое неустойчивое дыхание под контроль.
Он слишком хорошо знает меня. Как он это делает? Как он читает меня, если даже не может видеть мое лицо в темноте? Как он может быть настолько совершенным?
Совершенна.
– Я должна идти, – я спотыкаюсь в своих ногах, дергая подол платья вниз по заду.
Он поднимается на ноги и тянется к моей руке.
– Подожди. Мы можем об этом поговорить?
– Я не могу сейчас говорить, – не об этом. Не тогда, когда он так близко. Не с яркими воспоминаниями об идеальном поцелуе, все еще горящем на моих губах, и с тем, как ощущалось мое тело, когда он терся об меня.