Правила Мерджа

Прошло несколько месяцев. В министерстве никто больше не расспрашивал Алексея Владимировича о его взаимоотношениях с правлением банка «Национальный». После майских ко Дню Победы ему в числе остальных вручили медаль ветерана дипломатической службы. Он, раньше сторонившийся Кольцова, теперь сам искал его общества, раз в неделю звонил ему на мобильный и, справившись, в Москве ли тот, звал посидеть где-нибудь, вспомнить молодые дни. Но у того все время что-то не складывалось, пока, наконец, перед отъездом в отпуск в Сочи он не нашел свободный вечер и они хорошо посидели, вспоминая, как на сборах один писал для другого любовные письма. Алексей так и не решился спросить, как там идут дела с умным человеком, как он по не вытравливаемой привычке продолжал мысленно про себя именовать Григория Леонидовича Зельдина. Сергей Николаевич Кольцов, в свою очередь, удержался от того, чтобы рассказать закадычному другу, как помимо важной оперативной информации он получил от ловкого Григория Леонидовича Зельдина двадцать миллионов долларов за обещание оставить того на свободе, если он будет хорошо себя вести и раз в неделю подробно рассказывать о происходящем в деловых кругах светского общества по обе стороны Атлантики.

* * *

Небольшой реактивный самолет, через сеть офшоров принадлежащий Северному холдингу, начал снижаться. Сергей Николаевич Кольцов, оторвавшись от своих воспоминаний, поправил спинку сиденья и, подняв шторку иллюминатора, посмотрел вниз. Они уже прошли тонкий слой облаков, и было хорошо видно Альпы, зеленую траву на французской стороне границы и серебристые зеркала разбросанных тут и там горных озер. Стюардесса, молодая красивая калмычка с раскосыми глазами, вежливо улыбаясь, забрала со столика недопитый стакан виски и серебряное ведерко с почти полностью растаявшим льдом.

Много воды утекло с тех давних времен, о которых в редкие минуты откровенности он мог рассказать только очень близким людям. Сегодня, после разговора с Ромой Чекарем, он не переставал думать о Магомеде с его теперь шаркающей походкой старика. Внутренняя симпатия по отношению к по-своему добродушному собаководу возникла у него еще тогда, когда тот, неуклюже поддерживая штаны, из которых при аресте вынули ремень, вошел к нему в кабинет. Все в жизни переставало быть случайным у людей, однажды встретившихся с Сергеем Николаевичем Кольцовым. Отслужившего срочную Магомед-Алиева пригласили работать в Кизлярский исполком, где он быстренько выучился не делать четырех ошибок в слове из трех букв, то есть, тыкая пальцем в старенький «Ундервуд», писать «еще» вместо «исчо». И уже через год его приняли в КПСС и избрали депутатом местного Совета. Прошли годы, прежде чем Кольцову самому пришлось обратиться к им же самим так искусно выращенному руководителю целого района. Тогда они были еще молоды и понимали друг друга с полуслова. Они и их ближайший круг стали еще богаче, всю первую половину нулевых успешно отжимая контрольные пакеты высокорентабельного металлургического бизнеса.

Но время неумолимо брало свое. Кольцову пришлось уйти в отставку скорее из-за возраста, чем из-за тех художеств, которые он себе позволял, руководя доверенной ему службой. Такое долголетие можно было объяснить присущим ему волчьим чутьем, с которым он безошибочно понимал, какую корову из хозяйского стада можно зарезать, не вызывая при этом гнева пастуха. Сейчас до очередного юбилея ему оставалось довольно долго, и он не чувствовал себя стариком. От природы жилистый, подтянутый, он сохранил военную выправку и, несмотря на официальный статус пенсионера, цепко держал в своих узловатых пальцах нити от всех финансовых хитросплетений многомиллиардного общака.