Правила виноделов

Пираты перенесли на свой мерзкий корабль сундук с монетами и прекрасную блондинку, потопили красивый корабль и поплыли дальше. Они дико веселились на палубе, пили, орали песни; насмехались над женщиной, глядя на нее со свирепым вожделением, но какая-то незримая сила мешала им причинить ей более ощутимый вред. Бесчинствовали они целый час, убивая и калеча всех подряд, в том числе и друг друга. Женщину же не трогали, вероятно, затем, чтобы было кого и дальше осыпать насмешками. А она горько сетовала на судьбу, так что Гомер даже прослезился.

Потом появился молодой человек, обожавший эту женщину. Он долго искал ее, переплыл океан, бегал по улицам горевших портов, ночевал в гнуснейших гостиницах — притонах разврата, который всегда оставался за кадром. Опустившийся на площадку туман оставил за кадром еще много эпизодов, как Гомер ни силился хоть что-нибудь разглядеть. Его взгляд был буквально прикован к небу. Какой-то частицей сознания он понимал, что Уолли и Кенди не очень-то увлечены фильмом, они скоро съехали куда-то вниз на переднем сиденье, лишь изредка на спинке сиденья появлялась рука Кенди. Дважды Гомер слышал, как она сказала: «Нет, Уолли»; один раз у нее в голосе прозвучала категоричность, какой Гомер ни разу еще не слыхал. Уолли смеялся, шептал что-то, и в горле у него как будто что-то булькало.

Краем глаза Гомер видел, что Дебра Петтигрю смотрит фильм без всякого интереса. Изредка скосив на нее взгляд, он с недоумением отмечал, что глаза ее прикованы к нему, правда, в них нет теплоты, но нет и злости. События на небе развивались, а Дебра не переставала удивленно на него таращиться. Один раз она дотронулась до его руки, он подумал, что она хочет что-то сказать, и вежливо повернулся к ней. Но она продолжала молча на него взирать, и он опять устремил взгляд к небу.

Спасаясь от тюремщиков, блондинка много раз запиралась у себя в каюте, но им неоднократно удавалось взломать дверь; казалось, они врываются к ней с единственной целью — доказать, что запоры для них не преграда. Ворвавшись, они привычно осыпали ее насмешками и уходили, а она опять запиралась.

— Мне кажется, я упустил что-то важное, — провозгласил Гомер после первого часа.

Кенди на переднем сиденье села как следует и повернулась к Гомеру, лицо ее выражало искреннее участие, а волосы были взлохмачены не хуже, чем у пиратов.

— Что упустил? — вымолвил, как во сне, Уолли. Во всяком случае, так показалось Гомеру.

— По-моему, ты упустил меня, — прошептала Гомеру на ухо Дебра, придвинувшись к нему. — Забыл, что я сижу рядом.

Гомер непонимающе взглянул на нее. Хотел объяснить, что, видимо, из-за тумана прозевал какой-то важный поворот событий. Но не успел, Дебра поцеловала его — аккуратно, стараясь не увлажнить слюной его губы. Откинулась на спинку сиденья и улыбнулась.

— Теперь твоя очередь, — сказала она.

Как раз в этот миг Уолли открыл дверцу и побрызгал вокруг машины, напустив внутрь ядовитый смрад. Кенди, сам Уолли и даже Дебра закашлялись. Гомер же во все глаза глядел на Дебру, и постепенно до него стал доходить смысл киноплощадок под открытым небом.

Он осторожно поцеловал Дебру в маленький сухой ротик. Она ответила поцелуем. Он сел поближе к ней, она положила голову ему на плечо и одну руку на грудь. Он тоже положил ей на грудь руку, но она отвела ее. Значит, и тут ему пока не все ясно, и Гомер стал осторожно нащупывать правила игры. Поцеловал Дебру в шею — это ничего, можно; она сама прижалась лицом к его шее, и что-то влажное дерзко лизнуло его (ее язык!). Гомер высунул свой в насыщенный химикалиями воздух, какой-то миг взвешивал, что бы сделать, поцеловал Дебру в губы и попытался нежно просунуть язык к ней в рот — это было решительно отвергнуто; ее язык выставил нахала наружу, и зубы надежно преградили ему путь.

Ах вон что! — понял Гомер. Они играют в игру «можно — нельзя»: по животу гладить — пожалуйста, но груди касаться нельзя. На бедро положить руку можно, а на колено нет, руку тут же убрали.

Дебра обняла его и стала целовать, поцелуи были дружеские и нежные, и он почувствовал себя любимым щенком, во всяком случае, с ним она обращалась стократ лучше, чем со своими собаками.

— Нет! — вдруг сказала Кенди, да так громко, что Гомер с Деброй отскочили друг от друга.

Дебра рассмеялась и опять прильнула к нему.

Вывернув шею и закатив глаза, Гомер все-таки умудрялся смотреть фильм. Влюбленный молодой красавец, обойдя полсвета, настиг-таки возлюбленную, правда уже в другом узилище. Она опять заперлась и теперь уже не пускала к себе своего воздыхателя. Он колотил в дверь, пытался ее взломать — ну просто досада берет.

Из окутанных туманом машин неслось: «Да брось ты ее!», «Я бы такую убил!» Гомер уразумел одно: насиловать ее никто не собирался. От смерти и секса ее берегла некая неосязаемая, как кейп-кеннетский туман, сила; в «кадиллаке» тоже никто не искал острых ощущений — ограничивались ласками, какими оделяют домашних четвероногих любимцев.