— Твой врач долго не продержится, если ты будешь так неосторожен.
— Да, — согласился Гомер.
Доктор Харлоу заглянул в провизорскую. Виноватый вид был у одной Кенди, и он начал допрос с нее.
— О чем вам поведали эти два великих специалиста? — спросил он.
В те минуты, когда ему казалось, что никто на него не смотрит, он не сводил с Кенди глаз, но Гомер это заметил, да и сестра Каролина — у нее на это было чутье. Кенди растерянно молчала. И доктор Харлоу повернулся к сестре Каролине.
— Избавились от истерички? — спросил он.
— Какие проблемы, — пожала та плечами.
— Я знаю, вы не одобряете меня. Но закон есть закон.
— Закон есть закон, — машинально повторил Гомер.
Доктор Харлоу сморозил такую пошлость, как тут смолчать?
— Вы, я вижу, Бур, специалист и по абортам. — Доктор Харлоу вперил в Гомера взгляд.
— Это нетрудно, — ответил Гомер. — Операция довольно простая.
— Вы так считаете? — наступал Харлоу.
— Как я могу считать? Я еще очень мало знаю, — пожал плечами Гомер.
— А все-таки что вы об этом знаете?
— Да ничего он не знает, — грубовато вмешалась сестра Каролина, и доктор Харлоу был удовлетворен.
Кенди улыбнулась, Гомер тоже сконфуженно осклабился. «Видите, я становлюсь умнее», — сказал он взглядом сестре Каролине, которая снисходительно глядела на своего подручного, как и полагается медсестре. Доктор Харлоу видел, что почитаемый им иерархический порядок восстановлен, инакомыслие подавлено в зародыше. И лицо его залоснилось от удовольствия — результат действия адреналина и сознания собственной праведности. А Гомер потешил себя, вообразив картину унижения доктора Харлоу: ножичек мистера Роза изящно и быстро разделал доктора Харлоу — на земле обрезки одежды, а на теле ни единой царапины. Это бы поубавило у него спеси.
Спустя три месяца после того, как самолет Уолли был сбит, пришло первое известие о судьбе экипажа.
«Это случилось на полпути в Китай, — писал второй пилот, — японцы открыли по самолету зенитный огонь, и капитан Уортингтон приказал прыгать».
Командир экипажа и бортрадист прыгнули почти одновременно, второй пилот выпрыгнул третьим. Верхний ярус джунглей был такой плотный, что, продравшись сквозь него, командир экипажа не видел ничего в двух шагах. Заросли были почти непроходимы, и он нашел бортрадиста только через семь часов. Лил проливной тропический дождь, он так стучал по пальмовым листьям, что взрыва самолета они не расслышали, а запахи, насыщавшие воздух, поглотили дым и гарь загоревшихся джунглей, так что им даже пришла нелепая мысль: вдруг у самолета само собой наладилось управление и он полетел без людей дальше? Они долго вглядывались в сплетение веток и лиан над головой, но, кроме голубей в белом блестящем оперении, ничего не видели.
За семь часов блуждания в джунглях командир экипажа набрал тринадцать разной величины пиявок, которых бортрадист аккуратно снял всех до одной; с самого бортрадиста командир экипажа снял пятнадцать пиявок. Они прижигали хвост пиявки горящей сигаретой, та разжимала присоску и отваливалась. Если же просто снимать, туловище отрывалось, и присоска оставалась в коже.
Пять дней бортрадист и командир экипажа ничего не ели. Когда лил дождь, а он лил беспрестанно, они пили воду, которая собиралась в пазухах пальмовых листьев. Воду из луж и ручьев пить боялись. В одной реке как будто видели крокодилов. Бортрадист боялся змей, и командир экипажа, заметив змею, не подавал виду. Сам он боялся тигров, кажется, видел одного, но радист уверял, что они только слышали их рычание: нескольких или одного в разное время. По словам командира экипажа, тигр шел за ними пять дней. Но конечно, больше всего им досаждали пиявки.
Разверзшиеся хляби с грохотом обрушивали потоки воды на зеленую кровлю джунглей, но хоть, слава богу, не на голову; насыщенность влагой была, однако, так велика, что их на каждом шагу осыпали каскады капель. В промежутки между ливнями солнечные лучи не пробивались сквозь толщу листьев, а хриплый хор птиц, молчащих в ненастье, возобновлял голосистый протест против муссонов, оглушая сильнее, чем барабанная дробь дождя.
Бортрадист и командир экипажа представления не имели, где второй пилот и капитан Уортингтон. На пятый день они вышли к деревне, где их ждал уже сутки второй пилот. Пиявки высосали из него много крови: он шел сквозь джунгли один и их некому было снимать. Они гроздьями висели у него на спине между лопатками; местные крестьяне ловко снимали их, используя вместо сигарет раскаленные кончики бамбуковых палочек. В деревне жили дружески настроенные бирманцы, по-английски никто не говорил, но они знаками дали понять, что не любят вторгшихся к ним японцев и знают дорогу в Китай.
Уолли все не появлялся. Второй пилот приземлился в бамбуковой роще. Стволы бамбука были здесь толще мужского бедра, и дорогу приходилось прорубать мачете, отчего очень скоро его лезвие перестало отличаться от тупой стороны.