Правила виноделов

Гомер и Кенди радовались, что снова спят вместе на одной кровати, что, приютившись между ними, сосет грудь Анджел. Иногда молоко у Кенди прибывало раньше, чем малыш начинал плакать, и оба от этого просыпались. Никогда еще они не были так счастливы. Какая важность, что за неделю до мая небо хмурое и холодное, как в феврале. Что их секрет, доверенный Сент-Облаку, рано или поздно откроется. Впрочем, для многих в Сердечной Бухте и Сердечном Камне никакого секрета уже давно не было. Но жители Мэна не любят никого торопить: придет срок, человек сам во всем сознается.

Каждые два дня Анджела взвешивали и осматривали в провизорской, сестра Анджела вела запись, а доктор Кедр с Гомером по очереди щупали ему животик, проверяли глазки и хватательный рефлекс.

— Признайтесь, — сказала сестра Эдна Гомеру и Кенди во время этой важной церемонии, — вам здесь нравится.

В тот день в Сент-Облаке было около нуля, мокрый снег, шедший с утра, сменился холодным дождем. В тот день у Олив Уортингтон появился свой секрет. Если бы она была уверена, что Гомер и Кенди по одному ее слову вернутся в «Океанские дали», она, возможно, сразу бы поделилась с ними своим секретом, схватила телефонную трубку и позвонила, но жители Мэна не любят это грубое изобретение; во всяком случае, не по телефону сообщать столь важную весть: телефон застает человека врасплох. Другое дело телеграмма; она оставляет время справиться с чувствами. И Олив отправила телеграмму, чтобы дать им на размышление хоть небольшой срок.

Кенди прочитала телеграмму первая. Она кормила Анджела в спальне девочек к огромному обоюдному удовольствию, как вдруг вошла миссис Гроган и протянула ей телеграмму, которую удосужился принести один из местных бездельников, прислуживающих начальнику станции. Телеграмма поразила Кенди как гром средь ясного неба; она поспешно отдала Анджела миссис Гроган, несмотря на его протестующий ор. К ее удивлению, Кенди даже не уложила как следует грудь в лифчик, просто застегнула наскоро блузку и в чем была, несмотря на погоду, бегом бросилась в отделение мальчиков. Гомер в это время расспрашивал доктора Кедра о своем сердце: не поможет ли, на его (доктора Кедра) взгляд, рентгеноскопия сердца лучше понять его (Гомера) состояние. Доктор Кедр долго обдумывал ответ, и тут в провизорскую с телеграммой в руках вбежала Кенди.

Олив Уортингтон была янки до мозга костей, знала, сколько стоит слово, и обычно составляла телеграмму как можно короче, но в тот день ее рукой водило чувство, и на этот раз ее телеграфный слог лапидарностью не отличался.

В телеграмме говорилось:

НАЙДЕН УОЛЛИ ЖИВ ТЧК

ЕГО ЛЕЧАТ БОЛЬНИЦЕ ЦЕЙЛОНЕ ЭНЦЕФАЛИТА ТЧК ДОСТАВЛЕН РАНГУНА БИРМА ТЧК

ТЕМПЕРАТУРА 92 ТЧК

ПАРАЛИЗОВАН ТЧК

ВЕСИТ СТО ПЯТЬ ФУНТОВ ТЧК

С ЛЮБОВЬЮ ОЛИВ

— Сто пять фунтов! — воскликнул Гомер.

— Жив! — прошептала Кенди.

— Парализован, — сказала сестра Эдна.

— Энцефалит, — проговорил доктор Кедр.

— Уилбур, как может быть у человека температура девяносто два[9] градуса? — спросила сестра Эдна.

Этого доктор Кедр не знал и даже не пытался строить догадки. Организм капитана Уортингтона, сбитого над Бирмой десять месяцев назад, получил такие травмы, в нем обнаружились такие расстройства, что пройдут годы, пока Уолли частично оправится от них.

Он выпрыгнул из самолета при таком сильном дожде, что ему показалось, будто парашют, раскрываясь, чувствует сопротивление водяных потоков. Рев мотора был совсем рядом, так что Уолли на какой-то миг испугался, уж не слишком ли рано дернул за шнур. И еще он боялся бамбука — не раз слышал истории про летчиков, насквозь пропоротых острыми бамбуковыми побегами.

Опустился он на тиковое дерево и, ударившись о ветку, вывихнул плечо. Очевидно, он ударился и головой, потому что потерял сознание. Очнулся ночью и, не зная, на какой высоте находится, решил не сразу обрезать стропы парашюта. От нестерпимой боли в плече сделал укол морфия — очень большую дозу — и в темноте выронил шприц.

Мачете у него не было — некогда было перед прыжком искать, и утром пришлось долго повозиться, разрубая стропы штыком и действуя к тому же одной рукой. Когда спускался вниз, зацепился опознавательным ярлыком за лиану; не смог освободить его, цепочка порвалась, поцарапала шею, ярлык упал и потерялся. Приземляясь, Уолли попал ногой на замаскированный папоротником и пальмовыми листьями ствол тикового дерева. Ствол покатился, и Уолли растянул лодыжку. Поняв, что во время муссона восток от запада не отличишь, полез в карман за компасом и обнаружил, что компаса нет. Зато нашел сульфамидный порошок и присыпал на шее царапину.