Правильное дыхание. Книга 1 (СИ)

Сначала люди стонали и страдали, но постепенно вошли в быстрый ритм уроков и даже сработались — например, обговаривали заранее, кто что будет спрашивать, но ему это было только на руку — так они хоть что–то наверняка выучивали.

Так, и что же это мог тогда быть за урок — видимо, сначала ему все–таки пришлось поговорить самому — убей бог не помню, на какую тему, но где–то там учебник совсем заврался, нельзя это было так оставлять. И вот рассказывает, прямо из–за стола, возможно встав, но обращаясь при этом скорее куда–то в середину класса, куда угодно, только минуя первую парту — и все–таки ловит — а может, просто чувствует — на себе взгляд и в который раз периферийно задумывается: а) почему этот взгляд не раздражает б) что он напоминает — это подпункты одного вопроса, так как они явно взаимосвязаны. И на этот раз — потому что он является центром внимания большого количества людей, чего терпеть не может, — воспоминание всплывает само: районный что ли какой–то конкурс, ему впервые надо играть перед полным залом — или тогда казалось, что полным, — живот сводит, хочется все бросить и удрать, уж слишком всех много и смотрят только на него одного — и тут он наконец встречается глазами с ними, они сидят в четвертом ряду. Во взгляде отца сквозят и одобрение, и ирония с удивлением: Эк куда, тебя, дружок, занесло, и меня с тобой — как будто дома не надоел тарабанить мне по мозгам… А мама так просто сияет, по–маминому, сдержанно, но что я ее, не знаю: Давай–давай, забудь про всех и сыграй для меня — и я забываю про всех и играю без огрешностей, впрочем, как и всегда, иначе зачем играть.

СН: — (допустим) В одном только 1946 году по этому закону было осуждено за прогулы 1,2 миллиона человек. Напомнинаю, что прогулом считалось опоздание больше 20 минут. Если взять среднее число прогулов по нашей школе за прошедший учебный год, то по закону 1940 года число учащихся сократилось бы примерно в три раза…

Первая парта в это время занята немым разговором — листок с репликами незаметно передвигается туда–сюда:

О: «Интересно, откуда у него эти цифры?»

С: «Какие цифры, Оль, не отвлекайся! В-9 — крейсер?»

О: «Не, эсминец, убит. Мне надоело».

С: «Как проигрывать, так надоело, давай уже добью, 3-ый урок никак не доиграем. А-10?»

О: «Мимо. М-6».

С: "???»

О: «Пардон, заслушалась. К-9».

С: «Мимо. Чего–то Сухарь какой–то сегодня нервный».

О: "?»

С: «Оторвись от его морды и на руки глянь».

О: «Так вроде всегда барабанит». (Не обращала внимания, но вдруг пришло в голову задним числом.)

С: «Обычно медленно и на 3/4. Типа вальс. А тут явно марш. Радецкого».

О: "! — Как, Холмс?!»

С: «Ватсон, 5 лет в музыкалке — это вам не кот начихал. А-5».

О: «Ранен. А что ты на него вообще смотришь?»

С: «Ага, ревнуем? Не волнуйся, он мне не подходит. Больно маладой», — приходит в восторг от собственного остроумия и слишком громко хрюкает, Оля толкает ее под столом ногой, но уже поздно: историк, который как раз задал классу заумный вопрос из серии «первому ответившему пять», подходит к парте и быстро забирает у Светки листок — ладно, что с морским боем, а не с перепиской, но тоже ничего хорошего. Секунду внимательно изучает листок, потом мрачно обращается в Олину сторону:

СН: — А-4? (на Олино «угу») А-3?

О: — Убит.

СН: — Д-1?

О: Убит.

СН: — Всё, — кладет листок обратно. — Обеим двойки по поведению. Есть уже версии? Прошу, Валерий Андреевич.

О: «Нечестно».

С: «Хе–хе, нормуль, а то б еще полчаса за твоей подлодкой гонялась. А ты хоть с прыдметом поговорила, радуйся».

О: «Пребываю в восхищении от глубокомыслия и словесного изящества нашего конструктивного диалога».

С: «Всё–то ей мало».

О: «Отнюдь, ни на что не претендую».

С: «А, кстати, почему?»

О: «Будучи приличным человеком».

С: «Так он же не женат» (опять подхихикивает, но беззвучно).

О: «Ты уверена?»

С: «Опять же на руки смотри. Кольца нет».

О: «Ну, мало ли».

С: «У таких или кольцо, или ничего. А потом смотри, тощий какой, женатые все с пузом».

О: «Может, болеет чем. Язва?»

С: «Тю. У моего деда вон язва пребо (зачеркнуто) пробеде (зачеркнуто) — короче, оставшийся желудок уже на два новых растянул, на бабкиных–то харчах».

О: «Может, она готовить не любит».

С: «И кольца нет, и готовить не умеет — это вообще уже не считается».

О: «Не, я так не играю. И потом все равно был бы явный мезальянс».

С: "?? Это че, че–то неприличное?»

О: «Ага».

С: «Не пиши, потом расскажешь. Одет, конечно, с иголочки, но это не на жену, а на общий бзик можно списать».

О: "?»

С: «Аккуратизьма. Вон, карандаш к карандашу, и тетрадки ровняет».

О: «Кстати, ты думаешь, это мое личное помутнение рассудка, или костюм на нем действительно так адски хорошо сидит? Как на вешалке, да, но тем не менее».

С: «Оль, это просто адски хороший костюм. 100 % импортный. Любую вопросительную спину скроет (поясняющий рисунок сутулой спины)».

О: «А так вроде и не скажешь».

С: «Потому что без выпендрежа типа искры. Ни в одном ателье тебе такого не сбацают, зуб даю. Но че ты хочешь, он же завуч».

О: «Ноблесс оближ?»

С: "??? Я в смысле борзых щенков».

О: «Ты думаешь».

С: «А откуда еще??!»

О: «Сомневаюсь».