Все это время, пока Инка колыхалась на волнах печали, взращивая и лелея свою накатившую грусть, Вадим медленно, лениво водил пальцами по ее бедру и помалкивал. Тоже, видимо, погряз в каких-то своих мыслях. И вот, получается, думал, думал и придумал.
"Кофе ему что ли еще приспичило?" - нахмурилась Инна.
- Неа, - тут же отмахнулась, - я вообще кофе не люблю.
- Не любишь?
- Нет.
- А что любишь?
- Не знаю. Фанту, колу, спрайт. Лимонад, в общем, любой. Сок яблочный без мякоти. Ананасовый. Ты мне, кстати, обещал Пина Коладу замутить. Помнишь?
- Помню, - продолжая приятно поглаживать ей ногу, Вадим все так же пялился в потолок. - Сделаю, - пообещал невозмутимо.
- А еще, знаешь, чего я бы выпила?
- Чего?
- Холодный молочный коктейль. Ну, из мороженого и сока. Обычный. - У Инки от одной только мысли о сладком ледяном напитке потекла слюна. От выпитого алкоголя начало сушить во рту и потому о питье мечталось в удовольствием, - любишь такой?
- Молочный так себе, - честно сознался Вадим, - Милка любит.
- Я тоже люблю.
- Ясно, - сквозь темноту почувствовалась в его словах улыбка. - Все, давай спать.
Глава 44
"Кап, кап, кап-кап... кап, кап..." - неритмично стучала о железный карниз заунывная капель. В комнате было достаточно темно, сквозь полотно опущенных жалюзи едва пробивалась рассветная хмарь.
"Кап-кап, кап"
Вадим потер заспанные глаза, бессмысленно посмотрел на попавший в поле зрения пустой угол комнаты у окна.
"Зима, блин" - с ленивой досадой отметил он так некстати свалившуюся на город под новый год оттепель, и, закрыв глаза, снова забылся в уютном сне. Но ненадолго - секунд на пять-десять максимум. Внезапно встрепенувшись, резко оглянулся. Рядом было пусто. Еще более бессмысленно попялился на свободную половину кровати. После пробуждения мысли сопротивлялись, работали медленно, нехотя. Девушек никогда не было в этой кровати и утро в одиночестве - это нормальная стандартная картина, но вчера все немного выбилось из обыденности. Инна осталась на ночь, разделив с ним постель, и теперь ее, Инки, здесь не было. Прислушался - в квартире стояла никем и ничем не нарушаемая тишина, разве что вот это добивающее "кап-кап", да где-то вдалеке едва слышный, монотонный, сливающийся с общим фоном гул.
Выбравшись из кровати, Вадим поежился от утренней прохлады, но так неодетый и поплелся обходить квартиру. Выключенный свет в туалете и ванной красноречиво говорил о том, что там никого нет. Пусто было и в необжитой гостиной, и на кухне тоже. Тоже никого. Зато нашелся источник гула - во включенной посудомоечной машине шумным напором плескалась вода.
"Шур-шууух, шур-шууух", - машинка старательно обдавала горячей струей сложенную в нее кухонную утварь. - "Шур-шууух, шур-шуууух".
Вадим огляделся, бардак после вчерашнего пиршества чудесным образом испарился. Впрочем, не очень-то и чудесным. Инна все убрала. И бутылки со стаканами, и тарелки, и коробки из под пиццы и лапши-вок. Кастрюля с "пастой" тоже исчезла. Скорее всего, это как раз она и позвякивала сейчас металлическими краями, счастливо намываясь до блеска за дверцей "посудомойки".
"Шур-шууух, шур-шууух".
Это все понятно, но где сама Инка?
Вадим пошел назад. По пути в прихожей отметил отсутствие у входной двери женской обуви, но все равно зачем-то заглянул и в Милкину комнату, и в темень санузла. На всякий случай, хотя уже четко осознавал - она ушла.
Вернувшись в спальню, задумчиво глядя на смятые простыни, потер сначала шею, потом слегка шершавый подбородок.
В каких-нибудь романтических фильмах обычно в такой момент, после хорошо проведенной ночи, девушки бросают на подушку записку с наивным бредом в стиле:
"Любимый, я ушла" или "Ночь была просто замечательной". "Спасибо. Все было круто".
Все, что угодно - не в содержании суть.
Вадька, естественно, не надеялся ни на какое послание. Однако то, что Инка вот так вот "ливнула" совсем неожиданно, не сказав ни слова, его несколько озадачило. Он даже поднапряг память, пытаясь припомнить, может она все же пробовала с утра его растолкать. Но вроде бы ничего похожего не всплывало.
После затянувшегося глубоко за полночь ужина они еще раз трахались, потом лежали и немного говорили. Перед тем как заснуть, у Вадима даже мелькнула мысль побаловать девушку кофе, принеся ей его утром в постель. Вот просто захотелось ему сделать ей приятное. И не потому, что надо уделить внимание, а чтобы увидеть ее растерянные и восхищенные глаза. Почему-то ему казалось, что Инка бы обязательно удивилась и обрадовалась, а потом, улыбнувшись, поцеловала. Она всегда, абсолютно всегда, с необычайной легкостью не скупилась на ласки. Она вообще была очень нежной и легкой. Вадьке это нравилось. Несмотря на все ее хныканья по поводу несчастной жизни и напускные бурчания, от нее просто несло лавиной оптимизма и добра. Жаль, что у него постоянно выходило ее обижать. Он никогда не стремился целенаправленно ей сделать плохо, все получалось само собой, без злого умысла. Раз за разом обходился с ней некрасиво, а она все равно потом прощала и щедро раздавала ему улыбки, смех и ласки.