Правило крысолова

– Пошли, – сказал старик и направился к дверям. – Вы, Павел Андреевич, подождите минут десять в холле, заодно и заберете потом вашу злую протеже.

Когда Павел проходит мимо, я поднимаю глаза и вижу его судорожно дернувшийся кадык.

Мы остались втроем. Я сразу подобралась к Ладушкину и спросила, успел ли он открыть эту самую ячейку, раз уж делал попытку изъятия? Он отвернулся и молча изучал стену.

– Вы видели хотя бы, что там лежит?!

– Я скажу тебе один раз, только один раз, понятно? – наклонившись ко мне, зловеще прошипел Ладушкин. – Держись от меня подальше, пока я не выздоровел!

– А когда выздоровеете?…

– А когда мне закроют больничный, я уже буду при исполнении и за членовредительство или оскорбления могу получить с привеском, поэтому сто раз подумаю, прежде чем оттянуть тебя по заднице!!

– Хотите чаю? – буднично спросила девушка.

– Налейте, – сразу же согласился Ладушкин. – С утра не ел ни крошки.

– У меня есть печенье, – участливо улыбнулась она.

– А у меня пирожки, – спохватилась я, покопалась в сумке и потянула Ладушкину два своих шедевра в салфетке. Он даже не повернулся. – Вы только понюхайте, как пахнут! – Я поднесла пирожки к уху Ладушкина.

Он повел носом.

– С лимоном, что ли? – пробурчал он уже не так агрессивно.

– С лимоном и персиком!

Несколько сладострастных секунд, не отдавая себе отчета в личных чувствах (хотя больше всего меня грызло в этот момент чувство обиды и мести), я наблюдала за жующим ртом Ладушкина. И тут со мной случилось нечто странное. Заметив, каким взглядом девушка-сержант медицинской службы смотрит на второй, уже надкушенный Ладушкиным пирожок, я вдруг подумала, что хорошо бы и ее им угостить, а потом… А потом она, воспылавшая ко мне страстью (если, конечно, эта фишка действует на женщин тоже), Павел, готовенький Ладушкин и я собрались бы все вместе на моей огромной кровати… А ополоумевший Лом снимал бы все это…

Прижав к заполыхавшим щекам ладони, я успокаиваю себя тем, что это, вероятно, пробудилось подкормленное пирожками мое собственное либидо.

– Что, стыдно стало? – укоризненно замечает Ладушкин. – Это хорошо, что еще умеешь краснеть. Ну скажи, ну почему ты пошла к фээсбэшникам?! Теперь отнимут у нас это дело, как пить дать.

– Я не пошла! Я сплю с преподавателем медицинской академии!

– При чем здесь это? – удивился Ладушкин.

– Какой преподаватель? – вступила девушка. – Павел Андреевич?

– Вот видите, – киваю я Ладушкину, – даже она понимает!

– Я ничего не понимаю!

– А все предельно просто. Я сплю с преподавателем медицинской академии, который в перерывах в сексе снимает у доверчивых девушек слепки с ключей!

– Прекратите немедленно! – возмутилась девушка-сержант. – Как вы смеете, он женат!

– А вы – лаборантка, и все на своих местах… Кстати, – замечаю я, – судя по погонам, вы тоже подрабатываете в Службе безопасности. Проявите профессиональные навыки, будьте добры!

– Не смейте мне указывать! – Девушка нервно переложила на столе бумаги, помолчала, но любопытство победило. – Какие еще навыки?

– Позвоните дежурному банка и поинтересуйтесь, что за оргтехнику должны были им доставить сегодня, в выходной день, из ремонтной мастерской.

Ладушкин, прекративший было жевать, подумал, потом махнул рукой:

– У них народу там человек десять. Справятся сами. – Он опять задумался и добавил неуверенно: – Не дураки же…

Девушка взяла трубку телефона.

– Не отвечают… – Она прошлась по кабинету, потом решительно направилась к дверям, на ходу отдавая приказания: – Сидеть тихо, беспокойства не проявлять, за вами придут. И без самодеятельности!

Вышла и заперла дверь.

Я с отчаянием оглядела решетки на окнах. Если представить, ну так, на всякий случай, что коробку заносили в банк не двое мужчин, а Чонго Лопес и Вероника Кукушкина, переодетая мужчиной, и что они теперь перестреляют всех фээсбэшников, заберут содержимое банковской ячейки номер девять (эта парочка пришла в фирму «Секрет» первой, значит, они знают о ключе), уйдут, а я останусь наедине с Ладушкиным в запертом помещении и через два-три часа…

– Что ты так на меня смотришь? – озаботился Ладушкин.

– Коля, – грустно спросила я, – тебе понравились пирожки?…

Ладушкин не ответил. Он разогнул металлическую скрепку и занялся замком. Когда раздался щелчок, я вздохнула с облегчением.

Инспектор выглянул в коридор, настолько незаметно, насколько ему позволил гипсовый воротник, и приказал:

– Лезь под стол и сиди тихо.

– И не подумаю!

– Инга Викторовна, не пререкайтесь. В конце коридора стоял их человек, а теперь не стоит.

– А у вас нет оружия и шея в гипсе. Какая тогда разница между мною и вами?

– Я работник органов и должен вас защищать.

– Что вы говорите? – зашлась я от праведного возмущения. – А кто только что собирался применить ко мне рукоприкладство, пользуясь временным отстранением от работы?

– Прекратите, в конце концов! – Ладушкин прикрыл дверь и перешел на шепот. – Вы – женщина, а я – мужчина!

– Это вам еще рано осознавать, это будет часа через два!

– Молчать! – зашипел Ладушкин, схватил меня за руку и потащил к столу. Я упиралась, скользя по линолеуму подошвами туфель.