Правило крысолова

– Вранье! – не выдерживаю я.

– Почему вы считаете это неправдой, Инга Викторовна? – вкрадчиво интересуется федерал, направив на меня магнитофон.

– Потому что Ладушкин не стрелял! Проверьте его пистолет, это элементарно.

– А как он ее убил тогда?

– Я ее задушил вот этими руками, – протягивает перед собой руки Ладушкин.

– А я вам говорю, что, как только инспектор вошел в сарай, сразу же получил в нос! Упал и потерял сознание.

– Инга Викторовна, как, по-вашему, погибла гражданка Хогефельд?

– Понятия не имею, но Ладушкин здесь ни при чем! Ее могла убить одна из охранниц детей. Перед тем, как побежать на поле к вертолету. Или другая, тело которой мы нашли у калитки.

– Нашим отделом, – вступил в допрос другой федерал, – сделана полная временная и расстановочная ориентировка, исходя из показаний свидетелей и детей, Лоры и Антона Латовых. По этой ориентировке получается, что Анна Хогефельд могла быть убита только после драки с одной из охранниц, когда погналась за детьми. Автомат, найденный нами в колодце, соответствует описанию того оружия, которое несовершеннолетний Антон Латов подобрал и бросил в колодец. Таким образом, в некотором временном отрезке в сарае оказались двое детей Латовых, Хогефельд, инспектор Ладушкин и вы, Инга Викторовна.

– Неужели я перегрыз ей горло? – не унимается инспектор. – Выйдешь за меня замуж, последний раз спрашиваю?!

– Отвечайте, Инга Викторовна, – требует федерал.

– Я не буду женой Ладушкина.

– Я предлагаю вам отнестись к допросу серьезно.

– Я хочу подумать. – Только теперь я поняла, что весь этот допрос затеян из-за меня. Не Ладушкина подозревают, а меня.

– Думайте, Инга Викторовна.

– Я вспомнил! Я ударил ее лопатой по голове! – нервничает инспектор. – И долго потом еще бил по всяким местам. Она же террористка в международном розыске, мне за это надо медаль дать!

– Ладно. – Я решаюсь. – Это сделала я.

– Итак, – выдохнув, федерал сбросил напряжение, – как именно вы это сделали, Инга Викторовна?

– В присутствии адвоката. – Я смотрю в холодные глаза рядом, потом на возбужденного Ладушкина со сложной конструкцией на лице.

– Если мы удовлетворительно закончим беседу здесь и сейчас, – предлагает федерал, – я вам обещаю, что, учитывая проступки гражданки Хогефельд перед законом, я буду ходатайствовать за меру пресечения до суда в виде ограничения вашего передвижения, не более. Но если вы хотите все это затянуть, то до появления адвоката и решения вашего вопроса на предварительном следствии вы будете задержаны.

– Не верь ему и прекрати выдумывать с этим убийством! – приказывает Ладушкин.

– Адвоката! – настаиваю я.

– Инга Викторовна, вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Германии Хогефельд. – Федерал встал, его напарники, пошептавшись, достали наручники.

– Это дело уголовное, так ведь? – не может успокоиться Ладушкин. – Пусть его ведет отдел по убийствам! Почему федералы?!

– Коля, прекрати, – усмехаюсь я. – Ну как я могу выйти замуж за человека без малейшей склонности к ориентировочному анализу, ну как?! Лопата, да? Лопата в сарае с сеном?! Что, больше вообще никакой фантазии? Как тебя только взяли в сыщики?!

– Пройдемте. – Федералы пропускают меня в дверях вперед и с сочувствием смотрят на беснующегося Ладушкина.

Он как раз спрыгнул с кровати и бегает по палате босиком, в семейных трусах и футболке, сдергивая с шеи гипс.

– Вилами! – орет Ладушкин. – Я заколол ее вилами! Вилами! Вилами-и-и-и…

Эту ночь я ночевала в следственном изоляторе предварительного заключения ФСБ.

– Инга Грэмс, на выход!

Ко мне пришел адвокат.

В узкой длинной комнате окно под самым потолком. Закрыто решеткой. Стул привинчен к полу, на голом столе угнетает нервы унылым желтым светом настольная лампа. Я смотрю на старичка, копающегося в хозяйственной сумке. Он чертыхается, что-то бормочет в белые усы, достает платок, вытирает рот, убирает платок, копается в сумке, чертыхается…

– Вот!

Оказывается, он искал очки. Нацепив их и внимательно меня разглядев, старичок вздыхает.

– Никакого сходства, – заявляет он разочарованно.

– Простите?…

– Вы совсем на нее не похожи. Сколько вам? Двадцать пять?

Я с ужасом хватаюсь за щеки. Не скажу, что в семь тридцать утра я выгляжу превосходно, даже если высыпаюсь, а не кручусь волчком всю ночь на нарах, но никто еще не прибавлял мне годков, все только отнимали!

– Викентий Карлович, – кивнул старик. – Как вас называть?

– Инга… А на кого я не похожа?

– Ни на кого вы не похожи. Вы плохо выглядите. Впрочем, в этом заведении плохо выглядят все. Ваша бабушка И-золь-да… – с наслаждением продегустировав это имя, старичок прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся, – попросила меня с вами поговорить. Потому что ее не пустили.

– Вы адвокат, которого наняла для меня бабушка?

– Никудышный! – доверительно сообщает мне Викентий Карлович. – Ваша бабушка всегда, бывало, как сходит на мой процесс, поцелует меня потом в макушку и пожалеет. «Кенти, – скажет она ласково, – лучше бы ты занялся делом своего отца!»

– А каким делом занимался вам отец?

– Он делал отличную колбасу.