— Ну, очевидно, у тебя та же проблема. Я думаю, ты провел прошлую неделю, беспокоясь о вещах, которые ты не можешь контролировать, и говоря себе, что я бросила тебя, как Лаура бросила Магни. Не так ли?
Стон в глубине его горла подтвердил, что я была близка к истине.
— А потом я появляюсь, и ты подталкиваешь меня к тому, чтобы проверить, действительно ли я хочу быть здесь или нет?
— Нет, дело не в этом.
— Хорошо, тогда ты мне это объяснишь.
— Я не могу, — сказал он и повернулся ко мне спиной.
— Попробуй.
Он был напряжен, его лицо было обращено вниз, а голос был напряженным.
— Я не могу рассказать тебе обо всем дерьме, которое я запер в своей голове, ясно?
— Что за дерьмо?
— Это дерьмо лучше оставить в покое.
Я не стала настаивать дальше, но в своем отчаянии прорваться к нему я подошла, чтобы прислонить голову к его спине и обхватить руками его талию.
Хан напрягся.
— Ты боялся, что никогда больше меня не увидишь, не так ли? — сказала я и крепче прижала его к себе. — Я знаю, я сама боялась никогда больше тебя не увидеть.
Медленно, я почувствовала, как его плечи немного расслабились.
— Я провела последние семь дней, медитируя и размышляя, и знаешь, чему я научилась?
— Чему? — сказал он, и порыв прошел через меня от едва заметного движения его большого пальца, ласкающего мою руку, когда она покоилась на его животе.
— Что человек, с которым я чувствую себя наиболее комфортно, — это ты.
— Почему? — он спросил.
— Потому что я могу совершать ошибки с тобой. Я могу быть дурнушкой с тобой.
— Дурнушкой? — Хан повернул голову, и его темные глаза изучали мое лицо.
— Я не беспокоюсь о том, как я выгляжу или как я излагаю мысли, когда мы разговариваем. Тебе все равно, если я морщу нос, хмурюсь или даже насмехаюсь над тобой. — Я сделала паузу. — Забавно, но я никогда не осознавала, сколько усилий требуется, чтобы все время оставаться позитивной, и я пришла к выводу, что мы не должны этого делать.
У него вырвался смешок, и он повернулся, обнимая меня за талию.
— Ты говоришь какую-то смешную чушь, Перл.
— Ты тоже. — Я улыбнулась. — Помнишь, когда ты сказал мне высказать свое честное мнение?
— Угу.
— И все же ты не был честен со мной раньше, не так ли?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сказал, что мне не следовало возвращаться. Это действительно то, что ты чувствуешь? — Я откинула голову назад.
— Нет, — выдохнул он. — Просто это… — Хан прикусил нижнюю губу, пытаясь подобрать слова. — Есть много уродливых вещей, которых ты не знаешь обо мне.
— Например, что?
Он покачал головой.
— Темные вещи из моего прошлого. Воспоминания о моем отце. Я не хочу даже говорить об этом.
— Я знаю, что ты убивал, — тихо сказала я и положила руку ему на грудь. — Я знаю, что ты можешь так разозлиться, что начинаешь разбрасываться вещами, и что ты можешь быть неразумным, обидчивым, ревнивым, собственническим, и что ты великий интриган, который будет манипулировать людьми, чтобы добиться своего.
Он остановил мою руку на своей груди.
— Если ты все это знаешь, тогда почему ты вообще хочешь быть со мной?
Другой рукой я провела пальцем вверх по его груди, по ключице и дальше вверх по линии подбородка.
— Потому что, несмотря на все, что в тебе плохого, в тебе гораздо больше хорошего.
Он глубоко вздохнул и на секунду закрыл глаза.
— Я не заслуживаю тебя.
— Это мне решать.
— Но ты не знаешь всего.
— Верно, но не забывай, что я впервые приехала в Северные земли с предположением, что ты был чудовищем-диктатором, так что твое признание мало что меняет. Я здесь не для того, чтобы судить тебя за твое прошлое. Я здесь, потому что верю, что ты хочешь найти мирный способ прожить свое будущее.
— Не совершай ошибку, думая, что можешь управлять мной или сделать меня мягким, — сказал Хан и откинул мои волосы назад, заправив прядь за ухо. — Я, честно говоря, думал, что потерял тебя. Я был уверен, что Совет убедит тебя, что брак со мной был бы ошибкой. И, черт возьми, если бы они не преуспели, мое признание в том, что я жадный до власти мошенник, должно было убедить тебя бежать домой. — Он наморщил лоб. — Ты знаешь, что каждый нормальный человек уже давно ушел бы, верно?
— Ты имеешь в виду каждого нормального человека, который не провел целую неделю в медитации и размышлениях, чтобы обрести терпимость и принятие?
— Да. — Он сжал обе мои руки.
— По правде говоря, — тихо сказала я, — твоя уязвимость только заставляет меня любить тебя больше.
— Моя уязвимость? — Он сморщил нос. — Тебя должна отталкивать моя уязвимость. Это гребаная слабость.
Я грустно улыбнулась ему и снова погладила его по подбородку.
— Это говорит мужчина Севера в тебе. Ты думаешь, что настоящие мужчины не могут быть уязвимыми и проявлять эмоции, но ты ошибаешься. Ты не какой-то одномерный камень, который ничего не чувствует, и я рада, что мне тоже удалось увидеть эту твою сторону.
Хан прислонился своим лбом к моему.
— Просто никогда не называй меня чувствительным, или я, бл*ть, почувствую себя слабаком.
— Ты не слабак. — Я смеялась сквозь наворачивающиеся слезы. — Ты самый сильный и храбрый мужчина, которого я знаю.