Правитель империи

— Если господин премьер не имеет возражений, пусть едут двое Бенедиктов и глава ГКЭС Сергеев, — предложил Хрущев.

— И господин Маяк со своим помощником тоже, — сказал, помедлив, Неру. После ухода Маяка и Раджана с двумя русскими он стал еще сумрачнее. Молчал. Думал: «Людей я понимаю строителей. Для них — это жизнь или смерть… Но руководство „Индиа стил лимитед“?! Ведут дешевую политическую игру. Тоже хотят поссорить нас с русскими. Ведь могли же объявить об увольнении не вчера, а завтра…»

Подъехали к заводоуправлению. К машине быстро подошел Виктор.

— Что профсоюзные боссы? — прерывисто дыша, словно он долго и быстро бежал, спросил Бенедиктов.

— Все на заводе, Иван Александрович.

— А директора?

— Тоже здесь.

— Тогда сделаем так. Ты, Сергеев, идешь к администрации. И господин Маяк тоже. Я еду к профсоюзникам. Вы, — взгляд на Виктора, — со мной!

— Ваше превосходительство, мы — тоже с вами, — твердо сказал Маяк.

Машина с Бенедиктовым, Виктором, Маяком и Раджаном рванулась было к центральному въезду на завод. Но охрана отказалась их пропустить: нельзя, забросают камнями, машину разнесут вдребезги.

— Давай в объезд! — крикнул Бенедиктов. И шофер-индиец, словно он понял сказанное русским, помчался к боковым воротам…

В обеденный перерыв Кирилл зашел в контору. есть ему не хотелось. И он решил не ездить в заводскую столовую. Напившись охлажденной воды из бойлера, уселся в кресло, вытянул ноги и задремал.

Сквозь дремоту он слышал чьи-то голоса, шаги. Звонил телефон. Кто-то кричал: «Едем в заводоуправление. Сюда подъедет советник Раздеев!..» Затем все смолкло…

Кирилл открыл глаза. В конторе никого. В окно ярко светило солнце. Снаружи доносился какой-то странный смутный гул. Он нарастал, словно волна цунами. Дверь конторы распахнулась. Вбежал человек. Кирилл узнал Раздеева.

— Громят завод! — крикнул Раздеев. — Могут убить! Что делать? Что делать?!

— Погодь паниковать, сов-ветник! — Кирилл поднялся, легко отстранил Раздеева. Вышел из конторы.

Огромный заводской двор был запружен рабочими. Людская волна неудержимо двигалась к домне. Искаженные злобой и ненавистью лица. руки, сжатые в кулаки. У многих в руках — палки, железные прутья. Распахнутые, забрызганные маслом и мазутом робы. Молодые парни и девушки. Пожилые люди. Женщины с детьми на руках.

«Сила! рабочий класс поднялся! — с гордостью, перехватившей горло, подумал Кирилл. И — с горечью: — Да не туда! Не против того поднялся! Не ломать-то надо. Эх, ма!..»

И он пошел, вскинув голову, навстречу толпе. Шел, медленно передвигая ставшие вдруг свинцовыми ноги, сунув руки в карманы спецовки. Он не думал о том, что это чужая страна и он не имеет права ни во что здесь вмешиваться. Как не думал об этом и тогда, когда оградил Джайну от приставаний подрядчика. Он знал, что в этих несчастных людей обманули, знал, что с вводом в строй первой очереди тридцать тысяч строительных рабочих будут вышвырнуты на улицу. И он ненавидел всех тех, кто рабочего человека ни в грош не ставил.

«Разве завод виноват?! Эх, темнота!..»

Неожиданно из-за угла конторы появилась машина. Из нее вышли Бенедиктов, Виктор, Маяк и Раджан. Увидев Кирилла, подбежали к нему. Взяли под руки.

Раздеев, в нерешительности стоявший у конторы, увидел посла и Виктора, тихонько охнул, будто собрался голышом прыгнуть в прорубь. И, подбежав к ним, ухватился рукой за Виктора. Теперь шли шестеро. Русские и индийцы. Шли вперед. Шли, не видя перед собой отдельных лиц. Видели одно огромное лицо, искаженное яростью, болью.

Еще пять-шесть шагов и они были бы смяты, растоптаны толпой. Как вдруг глаза Кирилла встретились с глазами того, кто шел впереди всех.

Тот самый парень. И рядом с ним — та девушка! Кирилл высвободил руки и встал впереди своих товарищей. Парень поднял над головой увесистый металлический стержень. Что-то крикнул. остановились передние ряды. За ними — другие. и скоро остановилась вся толпа. Затихал гул голосов.

Они стояли — друг против друга. Два рабочих. Русский и индиец. Смотрели друг другу в глаза. Молчал Кирилл. Молчал парень.

Минута.

Полторы.

Две…

Что-то дрогнуло в ожесточенном лице молодого парня словно он вдруг понял что-то. Да, он понял: они делают не то. Не так. так делать нельзя!

Он шагнул в сторону, подошел к молодой женщине с грудным младенцем. Спросил громко, чтобы далеко было слышно:

— Ты можешь убить своего ребенка?

Женщина испуганно молчала, прижимая к груди малыша, закутанного в тряпье.

— А мы убиваем! Убиваем то, что создано вот этими руками!

Парень бросил на землю металлический стержень, схватил за руки двух рабочих, поднял руки вверх.

— А они нас убивают! — послышался злой, хриплый крик из толпы.

— Они — нас, а мы — завод?! Пошли к заводоуправлению!..