Правитель империи

— Если с ними что-нибудь случилось, — деловито, спокойно сказал Парсел, — если их кто-нибудь тронул хоть пальцем, знай: полетят головы, очень много голов, клянусь Иисусом Христом.

«Первая — моя, — невесело усмехнулся про себя Ларссон, который слишком хорошо знал этот буднично-деловитый тон своего босса. — И еще много, много. Но куда же они все-таки девались?».

— Поднять всё и всех на ноги, — негромко приказывал Джерри. Подключить всех людей, связаться с полицией, с ФБР, с частными детективами, главарями подпольного бизнеса. Жду твоего доклада в течение трех часов.

«Что же могло произойти? — размышлял Джерри, оставшись один. — В аэропорту, здесь, в Нью-Йорке, Рейчел отпускает телохранителей. Невероятно! Украдены? Но Джекки права: кто же осмелится украсть жену и сына Джерри Парсела? Разве что самоубийца! Какие могут быть варианты? Я не могу придумать ни одного мало-мальски правдоподобного. Любовник? Его нет. Несчастный случай? Но о нем было бы известно через полчаса, известно всей Америке. тогда что же?».

Джерри медленно подошел к небольшому полотну Дега, за которым находился несгораемый шкаф. Ключи к нему имелись и у Джерри и у Рейчел: в одном из его отсеков она частенько оставляла свои бриллианты. Сдвинув картину в сторону, Джерри трижды повернул ключ. Раздалась тихая музыка, и дверца шкафа медленно отворилась. Джерри увидел несколько ожерелий, массивные колье, браслеты. Все это сверкало, искрилось, переливалось цветами радуги. Он наклонился, разглядел предмет, которого в шкафу никогда раньше не было. Им оказался небольшой белый конверт. «Это еще что за эпистола? — удивился Джерри. Видимо, Рейчел оставила что-нибудь». Он взял конверт, вынул з него исписанные листы бумаги. Это было послание Бубнового Короля, которое вручил Рейчел Агриппа. Сверху был подколот маленький белый листок, на котором ее рукой было написано:

«Какой чудовищный, невероятный ужас! А я-то наивно полагала, что ничего не может быть на свете омерзительнее змеи. Оказывается, может».

Джерри уселся а свой стол, медленно перечитал письмо Бубнового Короля и записку Рейчел. Закрыл глаза. Последний раз, размышлял он, ее видели в нью-йоркском международном аэропорту. Однажды она сказала ему, что мечтала бы жить где-нибудь в Европе, что Америка — слишком для нее суматошная страна. «Суматошная, — Рейчел улыбнулась, развела руками, — или даже сумасшедшая. А я предпочитаю тишину, покой, уединение». Сказано это было мимоходом, в шутку, но Дерри эти слова Рейчел запомнил. Он подумал также о том, что в знак благодарности Рейчел за рождение сына он открыл на ее имя в известном женевском банке счет, на который была перечислена восьмизначная сумма. Значит, Европа? А в Европе что — Англия, Франция, Италия, Швейцария, Греция? А что, если не Европа. Что, если Южная Америка? Или Австралия? Он позвонил по внутренней связи Ларссону и приказал отменить поиск миссис Парсел и Джерри-младшего.

— С ними все о'кей, Ларссон. Абсолютно.

Ему вдруг захотелось стать маленьким мальчиком, таким маленьким, чтобы не стыдно было у кого-то старшего попросить совет, найти защиту. Джерри уже давно забыл, когда он с кем бы то ни было советовался. Зачем? В детстве для него высшим авторитетом была мать. Он повиновался ей беспрекословно. Даже мысли ослушаться не возникало. Позднее таким авторитетом стали преподаватели колледжа. Правда, кое-что из сказанного ими иногда подвергалось сомнению. Тем не менее, авторитет их был настолько велик, а желание заслужить их благодарность — столь настоятельным, что он, получив недостаточно высокие оценки, плакал. Забирался куда-нибудь в темный угол и плакал — горько, беззвучно. Еще позднее авторитетом для Джерри стали великие писатели, философы, ученые. Он даже иногда (правда, очень редко) их цитировал в подтверждение своих мыслей. Выучивал наизусть целые абзацы и страницы и потрясал сверстников и даже иногда взрослых.

Он усмехнулся — как давно это было и как примитивно наивен он был тогда. Теперь он сам для себя был высшим и непререкаемым авторитетом, высшим философом и мудрецом, высшим судьей. Для него существовало лишь два мнения — его собственное и все остальные. И, разумеется, в борьбе этих двух противостоявших друг другу точек зрения всегда побеждала первая, то есть его, Джерри Парсела. Так с кем же он хотел советоваться и у кого искать защиты. И от кого?