Правитель Пустоты. Карающий орден

Ашарх не нашелся, что сказать Саркозу. Старейшина тем временем, так и не дождавшись ответа, потянулся к глиняному блюдцу, стоявшему на самом краю заваленного бумагами стола. В тарелке горкой лежали зеленые мясистые листья, в которых профессор с внутренним содроганием узнал растительный наркотик – зох. Аш достаточно слышал о нем и его свойствах в академии: во времена его обучения многие студенты пробовали эту отраву, желая на краткое время овладеть силой, недоступной им в обычной жизни.

История возникновения и распространения самого популярного дурмана на материке насчитывала всего лишь чуть больше трех столетий. Честь первооткрывателей принадлежала гоблинам одного из двадцати трех могущественных семейств королевства Тхен – клану Беодез из города Скантеф, лекарям, которые и обнаружили растение с необычными свойствами, помогавшими на время не чувствовать любую боль. Но при частом использовании листья зоха вызывали серьезное привыкание, даруя вместе с тем ощущение полной непобедимости. И тогда растение стали повсеместно употреблять: особенно оно ценилось ифритами, которые на время сражений впадали в наркотическую ярость, не чувствуя боли от ран, пока не умирали от кровопотери. Зох разошелся по всему миру подпольными путями – его покупали всегда, несмотря на официальные запреты и казни. В Залмар-Афи за один лист растения могли повесить, но некоторые верующие все равно жевали зох, потому что в Заветах о нем не было сказано ни слова, а запретное лекарство даровало ощущение божьей милости, благодати, сошедшей с вершины Башни на грешную землю.

– Оставлю это на вашей совести… – протянул старейшина, принявшись медленно очищать от кожуры лист зоха. – Значит, вы оба идете из Италана? И в академии, конечно же, знают о вашем маршруте и переходе через перевал, профессор?

– Верно, – внутренне напрягшись, подтвердил Ашарх, – для подобной экспедиции необходимо оформлять множество бумаг, поэтому руководство академии в курсе. И из каждого крупного города я обязан отправлять письменные отчеты о тратах и всех событиях в столицу.

Услышав этот ответ Саркоз скривился, словно пожевал кислого щавеля.

– Допустим, что вы сказали правду. И, допустим, что я вам даже поверил, – сказал комендант, засунув кусочек растения в рот и принявшись тщательно его жевать, слегка прикрыв глаза. Минуту стояла полная тишина, пока на суровом лице мужчины не расцвела легкая улыбка, и только тогда он вновь посмотрел на пленников. – Но почему молчит ваша спутница, профессор? И кто она такая?

– Эта девушка – простая наемница, она охраняет меня в дороге, – Ашарх говорил спокойно и уверенно. Они с Лантеей еще вечером пришли к мнению, что акцент хетай-ра мог вызвать ненужные вопросы, поэтому все беседы должен был вести преподаватель.

– Наемница? – с сомнением в голосе переспросил Саркоз. – Не очень-то похоже. Карлай, ты осмотрел их вещи?

– Да, старейшина! Веревки, еда и одежда. С девушки сняли несколько ножей и кинжалов, но ничего серьезного, – отчеканил капитан.

– Для наемницы слишком тощая и слабая. Любой разбойник с большой дороги завалит такую голыми руками… Но все же, отчего вы еще ни слова не сказали нам, девушка? – обратился к Лантее комендант, отирая платком уголки своих губ, где остались следы зеленого сока зоха.

– У нее дефект речи, старейшина. С детства шепелявит из-за тяжелой болезни. И стесняется этого. Поймите ее, – сразу же ответил за свою спутницу Ашарх.

– Я вас уже выслушал, профессор. Теперь помолчите хотя бы минуту, – раздраженно проговорил Саркоз, покачав головой. – Девушка, назовите ваше имя. Откуда вы родом?

– Меня зовут Рут Лантея, старейшина. Я родилась в Па’Лу, у подножия Ровалтийского нагорья.

В Залмар-Афи первое имя ребенку всегда давалось по региону, в котором он появлялся на свет, и после это имя всю жизнь говорило о человеке гораздо больше, чем сам он мог о себе сказать. Но и преследовало оно его постоянно: сколько бы городов и краев ни оставлял человек за своей спиной, судили о нем всегда по месту рождения. Так северяне презирали степняков, которые в своей жизни не знали ничего, кроме засухи и лошадиного навоза, а южане брезговали общаться с бледнолицыми жителями севера, считая их ленивыми отъевшимися на плодородной почве гордецами. Профессор и сам еще в академии часто сталкивался с нелюбовью к своей персоне, которая основывалась исключительно на его первом имени и смуглой коже, выдававшей в нем дитя жарких степей, населенных одними коневодами и бедствующими крестьянами. Выбрав для легенды Лантеи самый северный город страны, где большинство жителей были белокожи и светловолосы, Аш уповал на то, что к ее внешности не возникнет вопросов.

– Неудивительно, что вы так похожи на полярную лисицу, – пробормотал комендант, склонив голову набок, прищурившись и изучая хетай-ра. – И как долго вы там жили?

– Большую часть жизни. Лишь совсем недавно я подалась в столицу, – уже не так уверенно добавила Лантея. Ей пришлось додумывать легенду буквально на ходу, поскольку подобные вопросы они с профессором не обсуждали.