У Ашарха сильно болели стертые до мозолей ноги: за время пребывания в крепости кожа не успела восстановиться. Но нытье все равно никак бы не помогло делу, а оттого мужчине оставалось лишь угрюмо шагать вперед, стараясь не отставать от Лантеи в кромешной темноте и то и дело спотыкаясь о камни.
Вместе с непроглядной ночью на Мавларский хребет опустился и жгучий холод. Девушка первой стала кутаться в свой изорванный плащ, но вскоре и профессор почувствовал на себе пронизывавшее до костей дыхание ветра. Путешественники шли, пока хватало сил, однако, даже с видящей в темноте хетай-ра они все равно сильно замедлились с наступлением глубокой ночи. И лишь когда Ашарх упал с небольшого уступа, рассадив себе колено во мраке, решено было сделать привал.
К сожалению, сколько бы странники ни обходили кругами ближайшие скалы, им не удалось найти место, где можно было спрятаться от ревущего ветра и спокойно поспать. В итоге, прижавшись друг к другу, как воробьи, и укутавшись в плащи, беглецы забились под естественный навес одной из скал, дрожа от холода.
Больше всего Ашарх жалел о том, что еще в крепости, находясь в нетерпеливом ожидании предстоявшего побега, он не захватил с собой совершенно никаких вещей, которые могли бы им пригодиться в горах. В итоге, теперь они оказались без еды, воды и одеял посреди голых скал, а впереди им еще предстояло пересечь бескрайнюю пустыню, чтобы найти город хетай-ра. И все, что при себе осталось у профессора – это лишь меч Саркоза, обережь и свиток Чият. Но доставать его мужчина все равно не спешил. Ведь путь был все еще не закончен.
Лантея дрожала от холода, как первый подснежник, застигнутый врасплох неожиданной метелью: она, как и ее спутник, не могла даже задремать при таком пронизывавшем ветре и лишь теребила в руках висевший на шее костяной свисток в виде птицы, отданный тетей.
– Смотри, сегодня и правда удивительно хорошо видны все звезды на небе.
Профессор попытался отвлечь девушку беседой, чтобы помочь ей расслабиться и заснуть. Тем более, что он все еще чувствовал себя виноватым из-за того, что сорвался на спутницу после побега.
Россыпь белых искр, усеявших небосклон, окутывала уставшую землю своим слабым светом. В больших городах яркие фонари и освещенные окна часто мешали насладиться красотой звезд, но здесь, в диких горах, где вокруг на многие километры не было ни одного источника света, холодные огоньки сияли во всю свою силу, переливаясь блеском драгоценных камней.
– Да, правда, – трясясь от холода, отозвалась хетай-ра, прижимаясь еще плотнее к своему соседу.
– Я такое видел только в южных степях, – продолжал Аш, надеясь убаюкать своим голосом Лантею. – Когда куда ни глянь, до самого горизонта тянутся мириады звезд. Кругом только ветер, шелест травы под ногами да где-то там, далеко-далеко, виднеются горы. И над всем этим простором неохватное звездное небо! Необузданно грозное, но вместе с тем прекрасное в своей таинственности… И все эти огоньки складываются в узоры, создают единую картину ночи…
– Никогда бы не подумала, что ты способен на такие поэтичные образы.
– Ты все еще держишь меня за высохшего книжного червя, неспособного ни на что иное, кроме как штудировать очередной нудный многотомник по истории? – спросил Аш, вскинув бровь.
– Ну, почему же. Я верила, что где-то в твоей мумифицированной профессорской душонке есть фантазия и страсть, но, признаться, не думала, что именно мне удастся их пробудить.
– Это не только твоя заслуга. В целом, все это трудное странствие что-то изменило во мне.
– Наверное, это хорошо. Всегда лучше, если в человеке что-то меняется с течением жизни, без разницы, в какую сторону. Потому что долгие простои приводят лишь к окостенению характера, делая его совершенно непереносимым.
Заворочавшись на месте, Ашарх тщательно подоткнул все дыры, через которые холодный ветер попадал ему под одежду.
– В детстве, когда я смотрела на ночное небо, то думала, что звезды – это глаза богини, и с помощью них она следит за всеми своими детьми, где бы они ни были, – поделилась Лантея.
– Выходит, – усмехнулся профессор. – Днем ваша богиня была слепа, в твоем понимании?
– Нет. Днем ее оком было солнце, чьи лучи проникали всюду. И, пока отдыхали остальные глаза, всю ночь следившие за деяниями хетай-ра, одно око не смыкалось. Таким образом, мне казалось, что богиня всегда невесомо и неосязаемо присутствовала в моей жизни.
– Думаю, если бы боги действительно следили за своими детьми с небес, то звезды давно бы уже роняли на землю кровавые слезы.
– Они и роняют. Когда темный небосклон вдруг прорезает яркая хвостатая комета.
– Нет, все же я не сторонник такой божественной теории, – проговорил Аш, откинув голову на ледяные камни. – Мне более привычен научный подход, где звезды – это горящие сферы вселенной, а планеты – лишь их остывшие собратья. Смотрящий в зрительную трубу астроном ведь не думает о том, что он, быть может, заглядывает в лицо богу. Он только изучает огромный мир за пределами нашей планеты, дает имена неназванному, описывает впервые увиденное.