Правительницы России

И ещё. Героинь, как вы уже знаете, — восемь. А повестей — семь. Потому что история жизни Анны Леопольдовны, регентши при малолетнем Иване Антоновиче, вошла в повесть о Елизавете. Ведь время правления Анны Леопольдовны заняло очень короткий период — всего один год. А вот повесть о Екатерине Великой — самая объёмная. И это оправдано тем, что она находилась у власти более 33 лет, и царствование её было столь сильно насыщено разными событиями, что достойно десятков романов. И вся её жизнь как нельзя лучше свидетельствует о том, что женщины, занимая трон, правят ничуть не хуже мужчин.

ПРЕПОДОБНАЯ ОЛЬГА, ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ КИЕВСКАЯ

«Предание нарекло Ольгу Хитрою, церковь Святою, история Мудрою... Великие князья до времён Ольгиных воевали; она правила государством. При Ольге Россия стала известной и в самых отдалённых странах Европы» — так писал о княгине Ольге русский историк Н. М. Карамзин.

О жизни и деяниях великой княгини и расскажет наша повесть. И ещё о том, как скрупулёзно, буквально по крупицам, собирали сведения о ней древние летописцы, чтобы донести до нас правду о делах давно минувших лет.

«В год 6453 от Сотворения мира...»

В это утро Нестор — черноризец Федосьева Печерского монастыря — проснулся раньше обычного — болело сердце и оттого будто кто-то шептал: «Вставай, время дорого! Бог ведает сколько ещё отпущено тебе, Нестор!»

А вслед за тем пришла к нему первая осознанная мысль — какой сегодня день и что надлежит за этот день сделать. «По народному счислению нынче — травень, а по календарю Юлия Цезаря — май», — подумал он.

И по давно заведённому ещё учителями его — Никоном да Иваном — обычаю, исполняемому даже раньше утренней молитвы «Отче наш», сказал он себе: «Ныне же по календарю от сотворения мира идёт год 6620-й, а по Рождеству Христову — 1112-й, как вычислил честный мних Дионисий Малый». Мысленно произнеся это, Нестор добавил: «А месяц от начала года — третий, число же дней одиннадцатое». И не было то некоей блажью или причудой, а объяснялось главным занятием старца — он был летописателем, и в счёте временных лет ошибаться ему было никак нельзя: в реке времени надлежало ему плыть верно — от одного маяка к другому, следуя за надёжным кормчим — хотя и язычником, — богом времени Кроносом, отцом самого Зевса.

И далее, как обычно, давно заведённым порядком пошли одна за другою привычные думы: кому из святых ныне память и с чего надобно начать работу?

«А день сегодня равноапостольных преподобных мужей Кирилла и Мефодия», — без всяческого труда вспомнил он, ибо этот день был для него, как и для каждого книгочея, великим праздником.

«Хорошо бы с утра в храм сходить да свечи в честь преподобных поставить», — подумал Нестор, но тут же суетно помыслил, что с утра лучше писать, а свечи поставить и молитву вознести можно и в литургию.

И перед мысленным его взором всплыла последняя фраза, написанная накануне вечером: «Игорь же начал княжить в Киеве, мир имея ко всем странам. И пришла осень, и стал он замышлять поход на древлян, желая взять с них ещё больше дани».

«Вот теперь-то и начнётся самое главное», — сказал сам себе Нестор и, подумав немного, мысленно проговорил следующую фразу, которой должно было продолжиться повествование: «В год 6453 от сотворения мира и в 945 от Рождества Христова...»

Нестор тихонечко встал, осторожно, чтобы не будить келейника — отрока-послушника, прошёл в сенцы, где стояла кадь с водою, зачерпнул глечик, подхватив чистый рушник, и вышел за дверь — на вольный воздух.

Ещё не проснулись птицы, не кричали на птичьем дворе петухи, ещё стоял в блёкло-голубом небе золотой подковой начинающий бледнеть месяц, но уже тускнели звёзды, и ангелы отрывали эти серебряные гвоздики с бархатного покрова ночи, унося его за окоём, откуда вскоре должно было пожаловать солнце.

Нестор умылся и неспешно вернулся в келью. Так же сторожко подошёл к иконе евангелиста Иоанна, единственной бывшей в его покое, ибо был Иоанн вознесён в сердце его превыше прочих святых, и молча прочитал «Отче наш», а потом и все остальные молитвы символа веры. А после обратил он свой взор к книжным полкам, где стояли книги и лежали свитки — бесценные сокровища, с коими не могли сравниться даже драгоценности монастырской ризницы.